Когда-то давно Алексей видел классный фильм с Аль Пачино в главной роли. Тот играл отставного слепого полковника, который приезжает в Нью-Йорк, чтобы свести счеты с жизнью. Три вещи хотел он исполнить перед смертью. Погулять в отличном ресторане, заняться любовью с прекрасной женщиной и покататься на хорошей машине. Первые две вещи Алексей выполнил на ура, и хотя ночь с Надей вспоминалась урывками, он знал, — это было прекрасно. Как прекрасна она сама, милая, любимая, единственная. Теперь оставалось последнее. И хотя в кино полковник оказался за рулем красного «феррари», а не «ниссана», и хотя Алексей, в отличие от него, мог видеть, остроты ощущений это не убавляло.
Так он не ездил никогда в жизни.
Так стремительно, напористо, нагло…
До полного слияния с машиной.
Когда они, визжа покрышками, вошли в последний перед домом поворот и Алексей остановил машину, несколько минут в салоне царила абсолютная тишина.
— Я за рулем почти тридцать лет, — разорвал ее водитель, — но такого не видел. Ты, парень, кто — гонщик?
— Я очень долго работал на джипе сопровождения, — ответил Алексей, голова которого слегка пьяно плыла. — Нас там учили таким фокусам.
— Как рука твоя? — спросила Надя.
— Я ее даже не чувствовал.
В лифте Надя прильнула к нему.
— Я очень боялась, — призналась она. — И в то же время такое странное состояние… Знаешь, словно выросли крылья… И доверие… Полное к тебе доверие.
— Спасибо.
Лифт остановился.
— Вот и все, — сказал он на площадке.
— Я провожу тебя.
— Не надо.
— Сейчас еще остается целых сорок минут.
Он поднял за подбородок ее прекрасное лицо и пристально посмотрел в зеленые с золотистыми окантовками глаза.
— Если сейчас мы зайдем ко мне и займемся, а мы займемся, любовью… Я не смогу прыгнуть… Если ты будешь рядом, я тоже не смогу прыгнуть… Я должен сделать все сам, собранный и сосредоточенный.
— Я должна быть рядом… Я — твой Проводник…
— Ты — моя единственная и любимая Надежда, — произнес он и поцеловал ее в нежные, словно распустившийся бутон розы, губы. — И я буду всегда помнить тебя. И наши прекрасные два дня, малыш, которые ты мне подарила. Спасибо тебе… И… Иди… Иди, а то я сейчас расплачусь и подорву среди соседей свой авторитет…
— Мужчины не плачут, — дрожащим голосом сказала она. Все тело ее била дрожь.
— Иногда — плачут… — он ощутил, как слезы перехватывают горло и, подняв голову вверх, оттолкнул ее. — Иди! — почти крикнул Алексей.
— Но…
— Иди, — он повернулся и захлопнул за собой дверь.
Потом бессильно облокотился на нее в прихожей, слыша, как Надя рыдает в коридоре.
Слезы душили его.
— Иди, — прошептал он.
Через тридцать восемь минут Алексей Петрович Савинов, 63-го года рождения, тщательно выбритый, вымытый и переодетый в свежее белье, уже распахивал окно на кухне.
Я упаду здесь, подумал он, глядя вниз. Мое тело совершит последний кульбит в воздухе и встретится с асфальтом. Боли, наверное, не будет, говорят, что сердце останавливается еще в полете. Я уйду быстро и надежно. Навсегда.
Надя!
Господи, зачем, ты привел ее ко мне?
Зачем ты дал почувствовать мне весь мир и всю сладость жизни в последний миг?
Зачем дал поверить в то, во что я уже перестал верить?
Или только на грани человек способен ощутить все это?
Противно зазвенел будильник, который Алексей так и не собрался поменять.
Время.
Девять сорок.
Ни минутой позже, все точно и в срок.
Он встал на подоконник.
Прощай, внутренний голос, вечный говнюк, надеюсь, ты отвяжешься от меня хотя бы там, наверху. Прощайте, мои родители, так и не ставшие дедушками и бабками. Прощай, Коляныч, хорошо тебе погреть пузо на Средиземноморье…
И прощай, Надежда, которая умирает всегда последней…
Любимая…
Любимая…
Любимая…
И секунду спустя он уже ощутил рвущимися легкими напор осеннего воздуха, стремительно соскальзывая со своего отремонтированного шестого этажа.
Любимая…
И это оказалась его последней мыслью до того, как тело с хрустом встретилось с потрескавшимся околоподъездным асфальтом.
ВЫПИСКА ИЗ ЗАКРЫТОГО ЗАСЕДАНИЯ СОВЕТА ПО РЕАЛИЗАЦИИ СОПРОВОЖДЕНИЯ
(разбор персонального дела Старейшей Первого Круга Реализации Сопровождения Девяносто второго сектора)
Главная Старейшая. И когда, Тамара, вы решили вмешаться?
Старейшая Девяносто второго сектора: Практически сразу, как только поняла, что моя внучка…
Контролер Сопровождения: Вы понимаете, что этим Вы поставили под удар саму идею? Богу — Богово… Нам — Цели… Помните эту поговорку?
Старейшая Девяносто второго сектора. Да. Но считаю, что нам не нужны Проводники с искалеченной психикой. Я прибыла к ней вечером того самого дня… У нее была истерика. Она плакала. Она не хотела верить, что через полчаса ее любимого человека не станет и что ничего нельзя изменить. Она находилась на грани.
Главная Старейшая. Вам будет тяжело доказать свою правоту.
Старейшая Девяносто второго сектора. Я не боюсь этого. Я знаю, что все сделала правильно. Я знаю, что внучка моя будет мне за это благодарна. А внучек у нас с вами, к несчастью, не так много осталось.
Контролер Сопровождения. Но идея…
Старейшая Девяносто второго сектора. Плевать на идею. За свои сто двадцать лет работы Проводником я столько раз делала людей несчастными. Поэтому я не могла сделать несчастной и ее. Решайте сами — вы Совет. Единственное, что меня радует, — изменить что-либо вы бессильны.
Председатель Совета. Но почему же… Кое-что мы можем изменить… Где, Контролер, сейчас наш подопечный?
Контролер Сопровождения. Городская больница. Координаты в вашем личном компьютере.
Председатель Совета. Так что, Старейшая? Вы до сих пор полагаете, что мы бессильны что-либо изменить?
Старейшая Девяносто второго сектора. Да.
Главная Старейшая. Минуточку, Повелитель. Результаты избыточного сканирования…
Председатель Совета. Что в них?
Главная Старейшая. Она беременна, Повелитель…
Председатель Совета. Младший Проводник?!
Главная Старейшая. Да, Повелитель…
Председатель Совета. Это невозможно!..
