Ознакомительная версия.
– С общефилософской точки зрения похоже, что нам конец, – спокойно сказал Йенс.
– Мне удариться в истерику и просить прощенья за то, что я вас вовлек в это? – уточнил я.
– Не стоит, – покачал головой немец.
– Прости, Ясо, я в октябре стащил у тебя из вещмешка последний кусок лаваша, – послышался голос Димки.
– Так это ты?! А я думал – крыса… хотя все равно, так и есть, – отвечал грек.
– Прости меня, Раде, – всхлипнул Колька, – я давно мечтаю тебя поцеловать, но боюсь признаться… давай сейчас, а?!
– Олег, попроси урса подождать, я отрежу этому придурку голову, – попросил Раде.
Ребята все еще шутили. Не думаю, что они не понимали того, что нас ждет. Но просто стоять и ждать смерти было страшно.
– Паршиво, – прошептал Йенс так, чтобы слышал только я. – Чувствуешь себя жучком, которого сейчас наколют на булавку… Свалить бы хоть одного…
– Подожди-ка, Олег. – Олег Крыгин протиснулся мимо меня. Я поймал боковым зрением его улыбку… и она была странная. Он чуть вышел вперед из общего круга и, повернувшись вполоборота, сказал – всем сказал, не мне одному: – Ладно. Вы только живите, ребята. Вы только живите, вот и все… РОСЬ!!!
Он прыгнул вперед.
Ассегаи остановили его, и я увидел, как из спины Олега выскочили с треском три широких, залитых кровью лезвия. Но полностью затормозить бросок урса не смогли – и Олег, падая на их щиты, пробил в кольце брешь.
А потом я перестал слышать, видеть и воспринимать мир вообще. Остался только багровый вихрь, подхвативший меня…
Жаль, мало на свете свободных зверей.
Становятся волки покорней людей.
Ошейник на шею, убогую кость
В те зубы, где воет природная злость.
А ловкие сети калечат волчат,
Их суки ручные вскормят средь щенят.
И будет хозяин под свист тумаков
Смеяться, что нет уже гордых волков.
Пусть лают собаки, таков их удел.
Восстаньте волками, кто весел и смел!
Кто верит в удачу и лютую смерть,
Кому бы хотелось в бою помереть!
Учите щенят, есть немало волков
Средь них, не запятнанных сталью оков.
Вдохнут они волю и примут ваш вой,
Как клич, как девиз на охоту и бой!
Собачьи идеи в собачьих богах,
Ошейник Исуса – их слабость и страх.
Но вольные звери не знают преград,
Поймут волкодава тупой маскарад!
Поймут и оскалят кинжалы-клыки,
Пощады не будет вам, горе-стрелки!
Ведь вольные ветры в их воют лесах.
И символ для волка – свобода, не страх!
…Урса… Нет, это голова – без маски, лежит в луже крови с оскаленными острыми зубами… Так, а это что? Еще один урса? Да, вернее – нет, это его половинка… а вот еще одна, но от другого, и его разрубили не сверху вниз, а пополам по поясу. Мотки кишок… А кровищи-то вокруг сколько!
Во рту был вкус металла. Я даже не очень понимал, стою или лежу… Кажется, все-таки стою… А в чем-то у меня руки… в чем это я вообще?.. А, да, это тоже кровь, и оба клинка, намертво засевшие в руках, в крови, и кровь сползает по ним не каплями, а сгустками…
Я огляделся.
Свет горел по-прежнему. Урса лежали вокруг. По отдельности. Грудами. Частями. И просто трупами. Среди расколотых щитов и масок, среди раздробленного и просто брошенного оружия. Я увидел тех, кто стоит на ногах, но это были не урса, а мои ребята. Я считал их и не мог сосчитать, потому что забыл цифры. А еще не понимал, почему они так на меня смотрят. Их надо было окликнуть, но мне пришлось делать усилие, чтобы начать говорить:
– Все живы?
– Олег… – начал Ромка, но я скривился:
– Я знаю… остальные… все?..
Я и сам видел уже, что все живы, хотя они, как и я, с ног до головы были в крови.
– Урса? – У меня наконец восстановился нормальный голос. И Йенс, не спуская с меня глаз, тихо сказал:
– Последних ты убил у выхода. Там, где стоишь, Олег.
Я машинально оглянулся. За моей спиной в самом деле был выход из пещеры.
– Где этот! – торможение отхлынуло, я стал прежним. – Этот, который говорил… Раде, назад!!!
Я увидел все сразу.
Лепившуюся к стене лестницу, уводящую на кольцевой балкон под потолком пещеры.
И – грузную, невысокую фигуру на верхних ступенях лестницы… с пистолетом в руке.
– Колька, убей его! – крикнул я, выхватывая наган. – Колька, убей!.. Автомат!.. Выстрел.
Раде упал, придерживаясь рукой за перила. В следующую секунду я – не знаю как! – оказался на балконе за спиной этого, с пистолетом. Прямо возле динамика, закрепленного в перилах, одного из многих. Стоящий с пистолетом обернулся, и я увидел, что это араб – испуганные глаза, какой-то комбинезон… Я выстрелил, он покачнулся, но, удержавшись рукой за ограждение, выстрелил в ответ. Меня ударило в левое плечо, толкнув назад… я выстрелил второй раз и увидел на этот раз, как пуля отлетела от комбинезона.
Выстрелить в меня еще раз он не успел – тяжелый удар калашниковской пули в правый бок швырнул араба на стену. Я бросился вперед, перепрыгнул через слабо копошащееся тело. Раде внизу шевелился… Я, перелетая через ступеньки, ринулся вниз… Ясо успел первым, подхватил македонца… Я упал рядом на колени.
– Черт, как больно… – Раде отнял руку от бока. – Пистолет, вот так штука… – Его красивое лицо исказилось, и я вдруг понял, что македонец умирает. – Князь, я что-то не вижу тебя, тут очень темно… свет!.. Включите… свет… Зорка!.. Позовите Зорку… я… я не хочу так… Как неудачно… – Он перешел на македонский, а мы стояли и сидели вокруг него. И ничего не могли сделать. Потом он нашарил мою руку и ясно сказал, улыбнувшись: – Я счастлив, что был с тобой до конца, князь.
Горлом у него хлынула кровь. Раде несколько раз дернулся – и его не стало.
Игорь принес Олега и положил рядом. Глядя на меня, тихо сказал:
– Вот и еще одного нашего нет… Теперь только ты, я, да Сергей на корабле. Из всех наших парней, Олег. Из всех.
– Где эта паскуда?! – прохрипел Ясо, вскакивая на ноги. В его руках алыми отблесками вспыхнули кинжалы.
С площадки упала вниз, тяжело ударилась и раскололась, как спелый арбуз, голова с налитыми ужасом глазами. Мы посмотрели вверх. По лестнице тяжело спускался Йенс (и когда успел туда взлететь?!) с окровавленным топором в руке.
– Почти уполз, – сказал немец. – Хотя бок ты ему прострелил, Коль… Олег, там проход, про который ты рассказывал, только он не работает.
– Филиал Города Света… – Я поднялся. – Коль, спасибо, ты мне жизнь спас… Я и не думал, что у него комбинезон пуленепробиваемый…
– Ребята, неужели мы три сотни положили? – неверяще оглядывался Ромка, зажимая грудь справа, где куртка висела лохмотьями, набухшими кровью.
– «Мы», – хмыкнул Колька. Подумал и согласился: – Ну, сотни две наши. А остальные… – И он покосился на меня. – Только фарш летел…
Ознакомительная версия.
