Даг вслепую протянул руку Фаун. Она, подняв брови, вынула нож из его онемевших пальцев и стерла тряпкой с него кровь. Даг не был так уж уверен в том, что узы совершенны: ощущение было менее тонким, чем с его ножом из Лутлии. Однако они были прочны, да. Может, даже чересчур? Может быть, следовало, так сказать, откусить не весь палец, а только кончик? Однако та жизнь, на которую должно было хватить этих уз, измерялась минутами…
— Зарядить нож можно по-разному. Мой отец несколько лет назад вонзил нож себе в сердце, когда тяжело заболел. Моя первая жена бросилась на нож, когда умирала от ран, полученных в сражении далеко на севере. У Ремо был клинок, ради которого его престарелая родственница пожертвовала последними драгоценными месяцами жизни. — Краем глаза Даг увидел, как поморщился молодой дозорный. — Ей в этом пришлось помочь ее собственной дочери. Мне приходилось видеть, как дозорные помогали друг другу. Как вы понимаете, обычно разделяющий нож не становится инструментом казни. — Или как наглядное пособие для просвещения толпы крестьян, должен был признать Даг. — Так или иначе то, что предстоит, не видел ни один фермер… так что смотрите внимательно! — Последние слова Даг произнес своим командирским голосом. Люди вздрогнули и выпрямились.
— Ты знаешь, что ты — проклятый безумец? — пробормотал Крейн. Он, насколько мог, отвернул лицо от толпы, пытаясь спрятаться от любопытных взглядов.
— У меня есть свои причины, — тихо ответил ему Даг. — Когда-то, возможно, прежде чем ты разрушил себя, ты и сумел бы их понять.
— Меня они изгнали. Будь у них хоть капля разума, тебя они сожгли бы живьем.
Не обращая на него внимания, Даг снова сел на одеяло и сказал:
— Распахни его рубашку, Искорка.
Ловкие пальцы Фаун расстегнули пуговицы и развели полы рубашки, обнажив грудь Крейна. Даг подумал, не понадобится ли Ремо эта его запасная рубашка… Он посмотрел в серебряные глаза Крейна и получил в ответ мрачную гримасу.
— Готов? Ты даешь согласие? — Из всех требований, связанных с разделяющим ножом, это было самым обязательным.
— Если хочешь получить мое проклятие, — прорычал Крейн, — то получи.
— Этого я ожидал.
— А если мое проклятие — все равно что благословение, не сойдет ли мое благословение за проклятие? Получи и то, и другое. Разбирайся сам. С меня хватит. — Он повернул лицо в сторону переливающейся на солнце реки. — Дай мне уйти из этого безнадежного мира. — После паузы он добавил: — И не позволь своей руке дрогнуть.
Такого согласия было достаточно.
Даг направил острие ножа под ребра Крейна, помедлив секунду только для того, чтобы объяснить Фаун, как определить правильный угол и с какой силой ударить, чтобы пронзить сердце, но не сломать клинок преждевременно. Лицо Фаун было бледным, но глаза смотрели внимательно. Она кивнула, показывая, что все поняла.
Даг нащупал своей призрачной рукой сердце Крейна, сжал рукоять и одним резким движением загнал клинок на полную длину.
Губы Крейна дрогнули, а глаза выкатились, но Даг сейчас не был в реальном мире. Он замер, все еще сжимая нож, в который вливался исчезающий со смертью Дар, словно всасываемый в воронку. Выдержат ли узы? Закупорится ли смертность как следует?
«Да!»
Даг снова начал дышать… в отличие от Крейна.
Когда Даг огляделся, его поразило, какая глубокая тишина царит на холме, полном людей.
Даг извлек заряженный нож из послужившей ему ножнами плоти и поднял его высоко над головой.
— Этот Страж Озера, — на сей раз Даг не пожелал называть его предателем или разбойником, — отдал свою смертность ножу, чтобы поделиться ею, если мне повезет, со следующим Злым, которого я встречу. — Двадцать шесть Стражей Озера до Крейна доверяли Дагу достаточно, чтобы отдать в его руки свою смертность, и он оправдал их доверие. Из всех ножей и всех жизней, которые прошли через его руки, этот, несомненно, был самым темным.
«Проклятие, но и достался он мне нелегко».
Даг протянул нож Фаун, чтобы та вытерла его, и попросил спрятать в ножны и повесить ему на шею, потому что рука его все еще тряслась, и сам он не справился бы.
— Заплатил ли Крейн за свои преступления, я не могу сказать. Тут отдельный счет.
Старательно сохраняя на лице безразличное выражение, чтобы никто не догадался, как ее тошнит, Фаун помогла Дагу подняться с одеяла рядом с телом Крейна. Она предусмотрительно захватила ореховую палку Дага; опираясь одной рукой на нее, а другой — на плечо Фаун, Даг двинулся вдоль берега. Фаун кивнула Берри, и та вместе с Витом последовала за ними. Ремо и Барр остались, чтобы присмотреть за похоронами Крейна. Толпа посуровевших речников разошлась; матросы двинулись к деревьям, чтобы заняться следующим мрачным делом.
Даг пошел не в сторону «Надежды», а вниз по течению, где по берегу ручья тянулась лужайка, на которой разбойники пасли своих лошадей. Часть травы еще была зеленой, особенно поблизости от воды, но по большей части осеннее золото уже сменилось бурым цветом; сухая трава была своего рода стоячим сеном. Около дюжины лошадей, пасшихся на лужайке, при приближении людей насторожили уши, но тут же вернулись к прежнему занятию. Только один крупный гнедой жеребец с любопытством понюхал воздух и потянулся к Дагу. Тот остановился и почесал коню голову; животное тут же с глупым видом развесило уши.
— Мне нравятся лошади, — пробормотал Даг. — Они такие большие, а их Дар простой и светлый. А лучше всего, — вздохнул он, — то, что они не люди. Пойдем вон туда, Искорка. — Он показал на одинокий тополь на опушке, голые ветви которого, казалось, доставали до неба. Дохромав до него, Даг уселся на землю, прислонился головой к морщинистой серой коре и закрыл глаза. Фаун села рядом. Даг, что было для него необычно, положил левую руку ей на колени, и Фаун стала ее поглаживать; от этого лицо Дага стало несколько напоминать морду того коня. Конь тем временем добрел до опушки, хотя и был стреножен, и ткнулся головой в плечо Дага, требуя новой ласки. Даг, не открывая глаз, потянулся к нему и стал почесывать.
Фаун подумала, что присутствие животных — спокойных, теплых, со светлым Даром, — может быть, помогало Дагу отгородиться от того, что происходило у пещеры. Если внутреннее зрение Дага после того напряжения, которого потребовали от него предыдущие действия, и охватывало те окрестности, то он мог бы закрыть свой Дар; однако это погрузило бы его в тишину и одиночество. Тишина была сейчас желанна, а вот одиночество, как казалось Фаун, не пошло бы ему на пользу.
