Тролль заревел, отшатнулся, недоуменно глядя под ноги мутными зелеными глазами. Увидав, что человек еще жив, попробовал сцапать его, но не смог — меч достал глубже, чем казалось Арэну, и тролль остался с одной лапой. Дасириец с иронией подумал, что теперь их шансы равны. Вот бы еще провидение сделало тролля вчетверо меньше.
В этот раз чудовище понесло на дасирийца будто неудержимый таран на всем ходу. Арэн едва успевал отворачиваться от громадных ступней. Попасть под такие означало бы мгновенную смерть. Несколько раз троллю удалось достать противника, но кольчуга сдерживал натиск. Правда, с третьим ударом чудища, удача изменила воину и звенья лопнули, пуская пол кожу на здоровом плече все четыре когтя. Дасирией закричал от боли, упал на колени.
И когда он уже готовился принять смерть, мысленно попросив богов позаботиться о Бьёри, над головою раздался шум крыльев. Громадная птица камнем бросилась на чешуйчатого. Тролль не успел сообразить, что происходит, прежде чем когти сцапали его за загривок и подняли вверх. Арэн видел, как тяжело птице тащить громадину, несколько раз тролль чуть не вывалился из лап. Но все же его удалось оттащить на два десятка шагов.
И тут в воздухе загудело. Тяжелый гул нарастал, делался все сильнее. Дасириец подумал было, что это Хани смогла наконец призвать духов, но нет — северянка продолжала стоять на коленях, задирая ладони небу, окутанная странным свечением, от которого шараши шарахались как от огня.
Впереди, в самой гуще, мелькнула фигура. Арэн и заметил-то ее лишь потому, что фигру неспешно и вальяжно приближалась вперед. Темные длинные одежды колыхались, руки торили чародество, ладони тонкие и идеально гладкие с одним единственным перстнем, собрали темные сгустки, совсем так, как делала Хани. Человеку вроде и дела не было до кипящего сражения: он остановился в нескольких шагах от Арэна, его одежды мерно колыхались, точно жившие собственной жизнью. Дасирией мог спорить, что лицо, спрятанное за капюшоном, смотрит в этот миг на него. Арэн моргнул, подумав было, что видит предвестника смерти, что пришел за ним, чтобы проводить в гартисово царство.
Человек никуда не исчез. Только поднял голову вверх, выискивая глазами орля. Птицеоборотень упустил тролля, и теперь яростно клевал его и хватал когтями. Чешуйчатое чудище слабо сопротивлялось, хотя Арэн видел уже не так ясно, чтобы разглядеть все вточности. Одетый в черное поднял сгусток, который, буквально на глазах дасирийца, стал стремительно менять форму.
Арэн не успел понять, что произошло. Громадная птица громко закричала, пронзенная разом десятками громадных копий. Орль попытался взлететь, но напрасно. Копья растаяли, будто их и не было, оставив по себе алые дыры во всем белом теле и крылах.
Орел рухнул, грузно и тяжело провалился в кипящее сражение и в том месте, где исчезло его оперенное тело, началась яростная возня. Дасириец не мог подняться, он только стоял на коленях и ждал своей участи. Руки отказали ему, голова кружилась, меч провалился между нагроможденными телами. Напротив, как ни в чем не было, сидел шараш, здоровый и жирный, и глодал человеческую ногу. Арэн плюну в него, но тот даже не шевельнулся, продолжая угощаться будто на пиру.
Дасирией только теперь вспомнил про странного человека, повел затумаенным взглядом по сторонам, но тот исчез, будто видение.
А после, позади, ярко вспыхнул свет. Он был так велик, что Арэн зажмурился, хоть и был спиной к происходящему. Дасириец повернул голову, облегченно улыбнулся. Призрачный вол стоял впереди, огромный и умиротворенный, за ним — статная дева с великим мечом. А с нею вместе воин с туманным молотом.
Арэн не успел как следует порадоваться, потому что в тот же миг на него набросился новый шараш и все вокруг померкло.
* * *
Раш вертелся волчком.
Рядом с ним только что пали сразу два волшебника — слабые недоумки, которым геройства стало лишь на то, чтобы сунуть морды в самое жарище сечи. Один за другим чародеи свалились с ног и тут же пропали под лапами шарашей.
Карманник не знал покоя. Он накалывал на пламенеющий одного за другим каждого смелого людоеда, тут же отпихивал от себя или добивал вторым кинжалом, и снова рвался вперед. Туда, где, как ему казалось, будет спасительный выход из кольца, в которое взяли шараши. И чего ради только нелегкая понесла его в самое жарище? Карманник поздно вспомнил, что так он собирался скрыться от Торхейма. Не самый удачный выбор, ругался про себя Раш. Владыки Северных земель уж давно не было видно. Карманник потерял счет времени, но не сомневался, что яд вот-вот доберется до сердца Конунга.
Рядом зашипела клыкастая морда, брязжа черным гноем и раскроенной груди. Раш отпрыгнул, почуяв позади чью-то спину. Был то друг или враг гадать не стал. Время торопилось как взмыленная лошадь. Шараш напирал, теснил широкими размахами молота, явно взятого у кого-то из павших северян. Раш дернулся вперед, змеей выбросил руку, — благо, что шараши, даже двуногие, не отличались ни смекалкой, ни умением понимать намерения врага, — и засадил кинжал в мутный глаз людоеда. Клинок вошел запросто, по самую рукоять.
За спиной нараспев зазвенел голос Банру и на шарашей, в который раз за короткое время, посыплись головни. Большая часть задела и своих, но зато людоеды, клейменные огнем, шипели, мешкали и того было достаточно, чтоб северные воины разделывали их. Раш оттолкнул повалившегося на него здоровенного артумца с выжженным глазом, и повернулся к жрецу. Банру как раз плел новую паутину магии. Карманник услыхал знакомые слова в речах тутмосийца и сообразил зажмуриться. Даже сквозь закрытые веки он видел яркую вспышку солнечного света, настолько сильную, что в пылу битвы могло показаться, будто солнце грохнулось с неба. Следом пришла волна крика и визга — шарашей, людей. Совсем рядом громко ржали лошади.
— Уходим! — Раш схватил Банру за рукав и потащил за собою.
Жрец, хоть был выше и сильнее, почти не сопротивлялся. Пока смятенные магической солнечной вспышкой воины и чудища корчились судорогами и приходили в себя, путь вперед стал значительно просторнее. Карманник, еще не видя долгожданного высвобождения, нутром чуял, что идет верной дорогой. Если и отходить в гартисово царство, так не в таком грязном месиве, где никто после и не найдет его тела, чтоб отдать последние почести.
— Нужно помочь раненым, — как-то глухо и неуверенно бубнил тутмосиец. Он высвободил руку, но не спешил останавливаться. То ли страх ему мешал исполнить задуманное, то ли сумятица вокруг окончательно застила рассудок. Тем не менее ему хватало смекалки прикрываться обломком щита. Булава болталась у пояса — Банру ни разу не пустил ее в ход, о чем красноречиво говорило чистое оголовье в случайных грязных брызгах.
