Под их кронами было тихо и пустынно. Ноги притормозили, перейдя на спокойный шаг. На мгновение взглянув вперед, я наметил себе реальную цель и почти сразу же достиг ее. Своим краем стелющиеся по земле ветки касались густо засаженной клумбы. Перешагнув через бетонный брусок, я снова распластался по траве.
Издали моя цель казалась зарослями неразросшейся рябины, но действительность встретила меня жесткими колючками шиповника. Призраки призраками, а вот одежду я рвать не намеревался. Даже в случае благоприятного исхода вряд ли разумно ожидать от благодарного человечества компенсации в виде новой куртки. Поэтому мой путь лежал наискось клумбы и заканчивался на одном из углов этого старого квадрата, на ближайшем к моему подъезду углу. Но радость оказалась преждевременной. Прямо напротив меня расположился пока еще только подъезд № 6.
И все же я достиг многого.
Логически размышляя, мне теперь следовало молниеносным броском достичь следующего куста, перекувырнуться через дорогу и… Но мне почудилось среди черного сплетения веток между пятым и шестым подъездом зловещие огоньки.
Не желая провоцировать судьбу, я заскользил назад, отказавшись от блестяще продуманного плана. Достигнув середины бортика, окаймлявшего зеленые насаждения, я обозначил себе новый рубеж и на пару минут расслабился, дав себе отдых за то, что сдержался и не угодил в очередную ловушку.
Постепенно набравшись решимости, я ползком проследовал до ракеты гордости нашего двора. Очутившись в металлической трубе, обшитой деревянными рейками, я совершенно не боялся внезапного нападения призраков. Они сильны в воздухе, в траве, в листьях, но творение рук человеческих им не подвластно (по крайней мере мне так хотелось думать). От радостного осознания собственной безопасности я чуть не стукнул по круглой стене, но вовремя успокоился, обозревая пристанище детских игр. Второй такой мне видеть не довелось. Все композиции из железных прутьев не шли ни в какое сравнение с нашей серебристой красавицей. В стародавние времена у ракеты даже присутствовала дверь, но затем она отпала и затерялась, выставив на всеобщее обозрение внутренности космического корабля. Зато неизменным остался второй ярус — площадка, на которую маленькие люди упорно карабкались каждый день и через три крошечных иллюминатора наблюдали за происходящим во дворе. Возле ракеты непременно отсчитывал время водящий, а остальные врассыпную прятались по округе, попутно намечая окольные пути обратно. Сегодняшняя ситуация напоминала мои детские игры с точностью до наоборот. И водящих было множество, и прятался я в самом доступном для розысков месте, и возраста моего хватило бы на двух пронырливых пионеров, и застукиваться мне предстояло дома, куда по законам игры и бегать не положено.
Вдоволь отдохнув, я без труда преодолел расстояние до центральной клумбы, куда упирался средний зуб асфальтовой вилки.
Тут то я и обнаружил настоящую рябину среди огромных папоротников, лопухов и неопознаваемых в темноте деревьев, предположительно осин. Заросли разместились по группам достаточно просторно, и я не рисковал налететь на чей либо недоброжелательный шип. Видимых признаков врага не наблюдалось. В душу тоже никто не лез. Добравшись до угла, я залег, как партизан, в мучительных раздумьях.
Сказав, что до моего подъезда рукой подать, я покривил бы душой. И все же я приблизился к нему на максимально возможное расстояние. Дальше простиралось открытое пространство с редкими худосочными деревцами, а передо мной во всей красе развернулось крыльцо четвертого, как я его называл «королевского» подъезда. Его отличие от других состояло в том, что рядом с обычной входной дверью находилась наглухо заколоченная дверь пожарного выхода поликлиники, расположенной на первом этаже. А это значило, что узенькая полоска асфальта увеличивалась почти вдвое, и на отведенном участке можно расчерчивать классики, никому не мешая, и даже играть в футбол.
И вот за этим асфальтом чернел травами, кустами и деревьями кусочек зелени, затенявший окна подъезда № 3. Решительно махнув рукой, я выскочил на всеобщее обозрение и бросился к этому укрытию, но сразу же развернулся. Из зарослей между четвертым и пятым подъездами ко мне потек черный туман. Пространство передо мной превратилось в огромную сцену, заполненную клубами дымящегося газа, словно сейчас должна выйти Алла Борисовна и спеть свой незабвенный шедевр про айсберг. Только вот черный цвет…
Не дожидаясь пока вражеское войско доберется до моих ног, я проскочил по бортику клумбы, изящно обогнул шиповник, продрался сквозь кусты напротив восьмого подъезда, пропоров об жесткий обломок ладонь, чуть не врезался в сложную конструкцию, предназначенную для выбивания ковров, и начал широкомасштабное отступление. Скорость нарастала с каждой секундой, а мой бег закончился только в дальнем углу двора среди скопища тополиных стволов. Черная погоня растворилась в ночи и безнадежно отстала, вероятно, сбившись с курса. Я растерял все свои достижения и стоял теперь гораздо дальше от цели, чем в начале черного часа. Неудача. Самая откровенная и потрясающая неудача.
Раненая ладонь неприятно покалывала. Толчки боли усилились и подбирались к локтю. В оба глаза залетели довольно крупные соринки. Заныли уставшие ноги.
Проснулась тупая боль в голове. Засвербило сердце и печень. Боль растекалась по телу. Сверлящее зудение возникло во вех без исключения зубах. Но понадобились ужасающие колики в почках, согнувшие меня, как столетнего старика, прежде чем я догадался, что снова попал в засаду. Мрачная темная глыба с горящими точками глаз обнаружилась сразу возле меня, когда глаза от боли полезли на лоб. Рост ее вряд ли превышал мой, но теперь, когда я не мог выпрямиться, она снисходительно посматривала на меня сверху вниз.
Более пристально рассматривать противника я был не в состоянии. Глаза слезились и никак не освобождались от инородных предметов. А пальцами хотелось залезть в рот и к черту выдернуть зубы, пригодные теперь только для того, чтобы стать источниками изнуряющей боли. Но самые непереносимые страдания доставляли почки. Я сполз на землю и принялся кататься по острым камням в надежде хоть как-то отвлечься от непередаваемой словами боли. Теперь я готов был заплатить любую цену и пожертвовать чем угодно, лишь бы только прекратились эти адские мучения. Темное пятно маячило где-то сверху, ускользая от моих невидящих глаз. Обезболивающего! Где обезболивающее? Обезболивающего, самого мощного, сюда и немедленно. Да вызовет, черт возьми, хоть кто-нибудь скорую помощь?
