Его глубокий голос отдавался у неё в груди до звона костей. Она едва могла дышать. Вода застилала глаза и падала вниз с неморгающих век.
— Я знаю, Сир, — прошептала она.
— Он не слышит моего зова. Он не видит света в моём окне, потому что отделён от меня, он слеп, он глух, он спотыкается, и некому взять его за руку и привести ко мне. Но ты можешь коснуться его в окружающей его тьме. А я могу коснуться тебя в той тьме, что окружает тебя. Возьми эту нить и проведи его по лабиринту, куда мне хода нет.
Он подался вперёд и поцеловал её в лоб. Его губы жгли, как ледяной металл. В священном трепете она протянула руку, тронула его бороду, как тронула бороду Эриса в тот день, и ощутила мягкое покалывание. Он склонил голову, и слеза, словно снежинка, упала ей на ладонь, растаяла и испарилась.
— Теперь я проводник от Твоего имени? — оцепенев, спросила она.
— Нет, мои врата.
Он загадочно улыбнулся ей — белая вспышка среди ночи молнией прошлась по всем чувствам, и оцепенение превратилось в слепоту.
— Ещё немного я буду ждать его.
Он отступил назад, и лестница снова была пуста. Потрясённая, Иста не двигалась. Точка на левой ладони, где его слеза коснулась кожи, была холодной, словно лёд.
— Рейна? — очень осторожно сказала Лисе, стоявшая у неё за спиной. — С кем вы разговариваете?
— Ты видела мужчину?
— Мм-м… нет.
— Жаль.
Лисе приподняла подсвечник:
— Вы плачете.
— Да. Знаю. Пойдём. Думаю, тебе лучше подержать меня за руку, пока мы спускаемся.
Каменный двор, арка, двор в форме звезды, знакомый своими резкими очертаниями, и большие ворота, ведущие в парадный двор, остались позади в тёмной дымке. На протяжении всего пути Лисе не отпускала её руки и хмурилась, чувствуя, как она дрожит.
Освещённый факелами двор был полон людей и лошадей. Большая часть цветочных горшков разбилась, упав со стен, или накренилась, сыпля вниз сухую землю. Суккуленты были сплющены, более нежные цветы завяли и покосились, напоминая сушёную зелень. У дальней стены два спиралевидных дерева роняли сухие листья, которые падали на кучу гниющих лепестков.
Фойкс первый заметил её появление; он повернулся и застыл с раскрытым ртом. Нет сомнений, что вокруг неё облако божественного света, как будто бы бог рядом, ведь он коснулся её так недавно. Я несу ношу, которую я обязана доставить по назначению. Иста оглядела двор, нашла Эриса и Иллвина, но её внимание отвлёк конь, которого они рассматривали. С некоторого расстояния.
Это был высокий каштановый жеребец с длинной мордой. Уздечка, к которой крепились шоры, скрывавшие глаза, заканчивалась крепкими удилами. Один из грумов держал его за кольцо рядом с верхней губой. Прижав уши к голове, конь сердито ржал, показывая длинные жёлтые зубы, и брыкался. Иллвин стоял на приличном отдалении от животного и казался печальным.
Иста подошла к нему и сказала:
— Лорд Иллвин, вы знаете, что этот жеребец одержим элементалем?
— Об этом мне только что сказал Фойкс, рейна. Это объясняет очень многое в поведении этой зверюги.
Иста взглянула сквозь полуопущенные ресницы на извивающуюся лиловую тень внутри животного.
— Но он ещё мал, неопытен и глуп.
— Это объясняет ещё больше. Ад Бастардов. Я хотел дать Эрису проклятого коня. Его серый в яблоках хромает, так же как и остальные оставшиеся лошади — гниение стрелки, которое развивается неестественно быстро; надеюсь, что Эрис вскоре доставит наши благодарности тому джоконскому магу, которому пришла в голову эта замечательная мысль.
— Это действительно очень хороший боевой конь?
— Нет, но никто не расстроится, если Эрис загонит его до смерти. На самом деле, думаю, грумы будут просто счастливы, если так случится. Видят пятеро богов, я пытался, но безуспешно.
— Хм, — протянула Иста. Она сделала шаг вперёд; двое грумов, сдерживающих морду животного, предупредительно крикнули. Она прищурила глаза, приблизилась и положила осенённую богом руку жеребцу на лоб. Маленькая шестиконечная отметина жгла ей кожу, белоснежная для обычного зрения, невыразимо сияющая для внутреннего.
— Уберите шоры.
Грум в отчаянии посмотрел на Иллвина, но тот кивнул, хотя не преминул вытащить меч и держать его наготове, напряжённо наблюдая за происходящим.
Глаза коня оказались фиолетовыми с коричневым ободком. У большинства лошадей пурпурный зрачок, напомнила себе Иста, но обычно в них нет такого глубокого блеска. Глаза застыли при виде неё. Она ответила им взглядом. Животное вдруг успокоилось. Иста встала на цыпочки, взялась за одно ухо и прошептала в него:
— Веди себя хорошо с лордом Эрисом. Иначе я заставлю тебя мечтать о том, чтобы я выпустила тебе кишки, связала ими и скормила богам.
— Собакам? — поправил её грум, держащий кольцо.
— И им тоже, — согласилась Иста. — Отстёгивайте кольцо и отходите.
— Леди?…
— Всё в порядке.
Грум отступил. Конь, дрожа, растопырил уши, демонстрируя внимание, и согнул шею, чтобы покорно ткнуться мордой Исте в грудь. Он оставил на чёрном платье несколько рыжих волос и удивительно спокойно выпрямился.
— И часто ты так делаешь? — поинтересовался Иллвин, подходя к ней. Крайне осторожно он вытянул руку и попробовал погладить животное по шее.
— Нет, — вздохнула Иста. — Сегодня день откровений. — Иллвин был одет в лёгкие льняные штаны и всё ту же рубаху с искристой нитью, видимо, уже подготовился к предстоящей роли. Эрис выглядел почти так же, как в тот день, когда Иста увидела его впервые, от чего у неё перехватило дыхание. Только сейчас на кольчуге и плаще не было пятен крови. Ещё не было. Подойдя к ней, он мягко улыбнулся:
— На одно слово, рейна, прежде чем я уеду. На два слова.
— На сколько хотите. — Он понизил голос:
— Сначала, я хочу поблагодарить вас за то, что подарили мне возможность умереть лучшей смертью. Менее постыдной, низкой, глупой, чем моя первая.
— Даже в таком количестве наши люди могут удивить, — мрачно заметил Иллвин.
В дальнем конце двора коней готовил едва ли десяток солдат. Среди них был Пежар; лицо у него лихорадочно горело, заметила Иста. Ему следовало бы лежать на соломенном тюфяке, а не отправляться на вылазку. Сколько людей в Порифорсе ещё могут передвигаться пешком?
Эрис коротко улыбнулся брату и не стал спорить, пытаться поправить его, не стал вырывать у него из рук последнюю надежду. Он повернулся к Исте:
— И у меня есть просьба.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
Его ясные глаза пронзительно взглянули на неё; она почувствовала себя мишенью.