Дерзкая мысль пришла в голову Шоорану. Он изготовился, привычно ловя нужную ноту. Далайн вздулся бугром, валы пены пошли по поверхности. С берега рванулись крики.
– Он здесь! – доносилось из общей разноголосицы. – Скорее! Ну же!..
Разом качнувшись, кресты, вместе с привязанными к ним людьми кувырнулись в глубину. Это было так страшно и неожиданно, что Шооран сбился и потерял чувство далайна. Бугор опал, расходясь тяжелыми кругами.
Толпа взорвалась воплями радости:
– Убили илбэча. Убили!..
Осторожно пятясь, Шооран отполз в сторону. Его, привычного ко всему, мутило от этой радости. Тем не менее, он не дал воли чувствам и ушел из этих мест, так как не был уверен, что новоявленные почитатели рроол-Гуя не устроят в окрестностях облаву, когда узнают, что илбэч не только жив, но и бродит поблизости. Вскрывать эту общину следовало так, чтобы у любителей кровавых жертв не оставалось ни желания, ни возможности заниматься чем бы то ни было, кроме спасения собственных шкур.
Шооран снова шел вдоль узкого северо-западного залива, который он так сильно укоротил три месяца назад. Там, где залив предельно сужался, можно было рассмотреть противоположный берег, суурь-тэсэги выстроенных оройхонов. Но куда сильнее о близости страны изгоев напоминали люди. То и дело на сухих землях встречались участки, обнесенные сплошными заборами, превращенные в крепости. Как правило, за этими оградами жило по нескольку семей, захвативших землю и называвших себя изгоями, хотя и внешний вид, и говор изобличали в них общинников. Мужчины в этих семьях, побывав в цэрэгах и посмотрев мир, больше всего на свете хотели иметь свою землю и ненавидели убогое равенство. Слово «общее» звучало в их устах как ругательство. Семьи объединялись вместе только для защиты от любителей чужого, что дюжинами шатались по безвластной округе. Прочее хозяйство они вели раздельно и не желали делиться ничем и ни с кем. Короче, это были негостеприимные места, где гораздо легче умереть, чем прокормиться.
Шооран не осуждал ни грабителей, ни яростных собственников, хотя и те и другие были ему неприятны. Люди хотят жить, они не виноваты, что мир сорвался с цепи и меняется быстрее, чем успеваешь привыкнуть к нему.
В любом случае, эти края были готовы присоединиться к Ээтгону. За неделю Шооран создал девять оройхонов, обратив залив в жалкий закуток, ничего больше не разделяющий. Когда в округе появились отряды изгоев, Шооран вернулся к логову дьяволопоклонников и за одну ночь поставил три оройхона, которые разом открыли широкую дорогу в прежде труднодоступный район. Как и предвидел Шооран, оттуда немедленно была выслана погоня, которая вскоре натолкнулась на изгоев. Ночные пархи тут же доказали, что воевать они не разучились, так что на следующую ночь Шооран ставил привычную пару оройхонов, не опасаясь, что его изловят и принесут в жертву.
К концу месяца, Шооран вынужден был отойти на восток. На западе оставалось не больше пяти мест, куда можно втиснуть оройхон, и в любой из этих точек мог караулить какой-нибудь безумец из числа разогнанных островитян. Но и на западе, где ширина далайна кое-где достигала восьми оройхонов, работать оказалось не так просто. Неожиданно, за какой-то месяц мокрые земли наполнились людьми. Почти никто из них не собирал ставший никчемушным харвах: некогда знаменитая артиллерия братьев за последние месяцы пришла в упадок и чуть не до последнего татаца была продана противнику. Зато расцвела охота на прежде запрещенного шаварного зверя и сбор дьявольской чавги. Местами чешуйчатые клубни были выбраны так надежно, что Ай ничего не могла добыть, и путешественникам приходилось голодать. К тому же, то и дело встречались области, где и чавга, и обитатели шавара были выбраны вечно голодным рроол-Гуем. Ведь лишь в спокойные годы Многорукий выплывает изредка, а когда по земле ходит илбэч, его враг тоже не исчезает надолго.
И все же Шооран упорно ставил один оройхон за другим. Теперь он старался выжидать несколько дней, а потом за одну ночь ставить два или три оройхона. При этом ему случалось забредать и в цивилизованные области, но у далайна войск Моэртала он не видел. Наконец, народу на мокром стало так много, что Шооран встревожился не на шутку и решил узнать, в чем же дело. Достаточно было пройти три-четыре оройхона вглубь страны, и загадка разъяснилась сама собой. Вытоптанные поля лежали черными, словно в последний месяц года. Убогие всходы были пожраны до последнего ростка прежде чем успели набрать силу. Туйваны, и без того редкие в этой части мира, уродливо топорщили изломанные ветви с жалкой, наполовину облетевшей листвой. В обмелевших ручьях не было ни одного бовэра. А ведь с прошлого мягмара прошло едва полгода! Что же станет твориться здесь, когда начнется сухой сезон? Хотя стоит ли жалеть людей, которые даже теперь продолжают ходить прямиком через поле и питаться едва проклюнувшимися ростками, не давая им вырасти? Сейчас лучше позаботиться о том, чтобы поскорее убраться отсюда, пока соседи не выставили заставы вокруг голодных мест.
Вообще-то заставы уже были, но они еще не стояли сплошным кольцом, и привычные к подобным делам Шооран и Ай легко проникли сквозь охранение, пройдя ночью по берегу далайна. При взгляде на эту пару – на карлицу, похожую на диковинного зверька и на худого, грязного и оборванного мужчину, молодого, но уже наполовину облысевшего, с кожей, покрытой болячками и мокнущей сыпью, никто не мог бы предположить, что перед ним величайший илбэч всех веков, который недавно превзошел сказочного героя Вана. Скорее явственно вспоминалось, а вернее – ощущалось, почему цэрэги и благополучные землевладельцы кличут бродяг вонючками. Впрочем, Шоорана так никто не рискнул бы назвать: блеск в воспаленных глазах и оттопыренный край жанча, где скрывался режущий кнут, отбивали охоту к общению. Ведь никто не знал, что ус парха выдергивается лишь в ответ на опасность, а любые оскорбления бродяга давно уже сносит молча и лишь усмехается, относя ругань на счет проклятия рроол-Гуя. О своих заслугах Шооран старался не вспоминать, давно не считая выстроенные оройхоны, учитывая только те, что еще предстояло построить, чтобы окончательно стереть далайн с лица земли.
Возле креста Тэнгэра Шооран пробыл недолго. Несколько дней они отъедались чавгой, которой здесь тоже было негусто, но все же больше, чем в голодных местах. Сменять кость, хитин и раковины на хлеб Шоорану не удалось, владельцы земли, напуганные слухами о начавшемся у соседей голоде, с хлебом расставаться не хотели. Слегка подремонтировавшись, Шооран вновь взялся за работу. Строил ночами по три оройхона за раз, начиная полосу подальше от жилых мест, чтобы уменьшить опасность встречи с людьми. За относительно короткий срок соорудил полторы дюжины оройхонов и также внезапно ушел в земли вана. Здесь еще не были знакомы с его новой тактикой, и Шооран сходу совершил несколько набегов на далайн, отняв у него еще дюжину квадратов.
