И с тех пор эскадрон снова объединился. Даже Пурпурно-Зеленый принялся за работу и делал ее с усердием, рвением и очень хорошо. По вечерам драконы выкатывали огромную бочку пива и пели, пока сон не смежал им веки. Все остальные в «Чаще» вынуждены были смириться и засыпали под песни Стодевятого. На мили вокруг животные бежали; на многие месяцы дичь в лесах была распугана.
Среди драконопасов появились новые лица, как и среди драконов. Гриф – зеленый дракон из города Голубых Холмов, что у Мутного озера. Драконопасом его был Ракама, плутоватый, крепко сбитый парнишка шестнадцати лет. Ракама был драчуном. Со Свейном они уже столкнулись, и Свейн пока взял верх. Великан Свейн был первым парнем в эскадроне. Ракама решил его проверить.
Релкин снова занял свое место – один из мальчиков-дракониров, но было в нем что-то, что переводило его на другой уровень. Драконопасы назвали это для себя мудростью – или, по крайней мере, большим ее количеством, чем у них, – и Релкин стал тем, к кому идут со всеми проблемами. Он был здесь с самого дня основания части. Только Моно, драконопас Чектора, принадлежал к тому же набору. Похоже, на долю Стодевятого выпало больше сражений, чем было отпущено любому другому эскадрону. В двух битвах Стодевятый вполне мог быть уничтожен полностью, так велики были потери. Боевое знамя эскадрона украшало больше отличий, чем у любой другой части Второго марнерийского легиона. А Релкин носил Звезду Легиона, которая считалась высшей военной наградой, и до него в таком юном возрасте никому не приходилось ее получать! Молодые мальчики откровенно не сводили с Релкина глаз, а когда обнаружили, что он прост и доступен, стали просить у него помощи, когда случались неприятности.
И все же что-то в нем изменилось, что-то тонкое, характерное только для людей старше возрастом. Иногда глаза его вдруг становились пустыми и он начинал говорить с легким превосходством, это было заметно.
Свейн тоже заметил в нем перемену. Старая неприязнь Свейна иногда еще возвращалась, но в целом он преклонялся перед способностью Релкина выживать.
– Не знаю, как он это делает, – говорил он молодым мальчикам, – но он выживает. Вам следует брать пример с Релкина. Он из тех, кто знает, как пройти через пекло. Никто не попадал в более тяжелые передряги, чем Релкин.
Все молодые мальчики знали, что пришли на службу в легендарную часть, одну из тех, что стояли на Сприанском кряже и остановили вторжение в Арнейс. Конкурс на вакантные места был огромен. Имена других драконопасов эскадрона тоже были известны в легионах и окружены уважением.
Для них Релкин был таинственной личностью – старше и обременен опытом, отличным от их собственного. Он спокойно принимал это уважение. По правде говоря, Релкин, похоже, вообще настроился спокойно прожить оставшиеся до отставки из легиона годы. Он мог рассчитывать, что окружающие отнесутся к этому с пониманием – но не Ракама. Релкин понимал, что рано или поздно ему придется схлестнуться с Ракамой. Но пока не стоит торопить события. Хотя уже и теперь Релкин видел, что Ракама задирает остальных.
Среди драконов Гриф тоже был источником беспокойства и уже успел подраться с Пурпурно-Зеленым, который был слишком велик для Грифа и не слишком добродушен. Альсебре пришлось сломать о голову Пурпурно-Зеленого стол, чтобы тот отпустил Грифа. С тех пор, правда, в эскадроне все несколько утряслось. С Грифом в эскадрон пришел еще один крупный медношкурый по имени Чурн. Драконопасом его был спокойный парнишка, которого звали Ховт, они были из сеантской деревни.
Еще появился мальчик-стажер по имени Курф, не приставленный ни к какому дракону и работавший на подхвате. Такая политика была новостью. Курфу приходилось переделывать бездну работы, так как предполагалось, что он должен помогать всем и во всем.
И еще была ложка дегтя – командир эскадрона Кузо. Кузо принял командование, когда бывший командир Делвилд Уилиджер сдал дела и ушел в отставку. Уилиджер не смог оправиться после сражения на вулкане. Смуглый жилистый крепыш Кузо перешел сюда из административного управления, потребовав вернуть его назад в боевую часть, пока он не прирос навсегда к столу. Впрочем, до сих пор ему не удалось найти общего языка с драконами. Он решил наладить отношения с Релкином и, возможно, таким образом добиться расположения вивернов.
Как-то раз драконопасы занимались снаряжением, пока драконы резвились в плавательном бассейне. Чинили джобогины и перевязи, и все такое прочее. Собственно, делать было особенно нечего. Драконий командир Кузо люто следил за состоянием снаряжения и его надраиванием. Все и так давно уже сверкало. Вскоре появились карты, а игроки уже совещались, как бы им раздобыть двойную порцию пива для полноты удовольствия.
Свейн, как всегда, успел проиграться, когда принесли известие о том, что в главных воротах появилась группа из пяти всадников. Они закутаны в пледы, и в числе всадников – девушка с длинными золотыми волосами.
Мальчики Стодевятого сразу все поняли и гурьбой отправились навстречу Эйлсе, дочери Ранара, с которой они бок о бок дрались у Сприанского кряжа.
Ее сопровождали дядя Трэйм, тетя Брэм и двое телохранителей из клана Ваттель.
Ее приветствовал майор Бинкс, которому она показала письмо от генерала Клендона из Сторожевой башни Марнери. В письме содержался приказ предоставить отпуск дракониру первого класса Релкину и дракону Базилу сроком на четыре месяца в любое время по их выбору в течение полугода.
Майор Бинкс немедленно послал сказать о приказе драконьему командиру Кузо, но Кузо в этот момент на месте не оказалось.
Релкин уже все, конечно, услышал. Он вылетел из хлебной кладовой весь в муке, бросился Эйлсе навстречу и подхватил на руки.
Она рассмеялась, поцеловала его, а потом велела поставить себя на землю, пока хмурая гримаса дядюшки не переросла в что-нибудь худшее.
– Мы должны следить за собой, Релкин. Это – мой дядя Трэйм. Он здесь для того, чтобы удержать нас в рамках обетов до свадьбы.
Темный плед, окутывавший ее, был теперь весь в муке. И она, подавив смешок, принялась стряхивать ее своими пальчиками.
Трэйм поклонился. Релкин отсалютовал. Трэйм наградил его суровым взглядом. Релкин не стал этот взгляд возвращать.
– А это – тетя Брэм.
Это была старая особа с пронзительными глазками, буравившими юношу из-под складок пледа, закрывавшего ей и голову. Релкин почувствовал, что подвергся строжайшей инспекции со стороны этих блюстителей нравственности на предмет наличия в нем хоть малейшего греха. И надо же так случиться – он был весь обсыпан мукой – рубашка, брюки, даже, наверное, лицо. В этот момент он должен был казаться им последним дураком.
