– Спасибо, – выдохнул Крисп. Стекавший по лбу пот жег ему глаза. – Хоть мне и не хочется это признавать, я становлюсь староват для таких развлечений.
– Никто не бывает достаточно молод, чтобы радоваться схватке с двумя врагами разом, – ответил халогай, и у Криспа немного полегчало на душе.
Сыновья и халогаи тем временем прикончили других пробившихся сквозь заслон фанасиотов. Катаколон получил резаную рану на щеке, но все же улыбнулся Криспу, размазывая по лицу кровь.
– Теперь я уже не так сильно буду нравиться Яковизию, – крикнул он.
– Зато все девушки начнут вздыхать, завидев такого храбреца, – ответил Крисп. Улыбка Катаколона стала еще шире.
Новая атака фанасиотов. Пешие халогаи и видесские всадники сдержали их натиск. Крисп вгляделся в поле битвы, оценивая ход схватки. Он не требовал от своих людей многого – главной их задачей было держать строй и устоять. Пока что это им удавалось. Еретики продолжали давить, отчаянно пытаясь пробиться к выходу из долины.
– Вызовите Заида, – приказал Крисп. Посыльный поскакал за волшебником и вскоре вернулся вместе с магом, находившимся неподалеку.
– Начинать, ваше величество? – спросил Заид.
– Лучшего момента не будет, – ответил Крисп. Заид принялся за работу.
Почти все приготовления были сделаны им заранее. По сути, то была не боевая магия, направленная против фанасиотов. Боевая магия нередко оказывается неэффективной; напряжение битвы до такой степени подхлестывает эмоции сражающихся, что заклинание, которое при обычных условиях может стать смертельно опасным, оказывается совершенно безобидным.
– Повелеваю тебе – вперед! – выкрикнул Заид и поднял к небу вытянутый палец. С его кончика сорвался светящийся зеленый шар, который поднялся высоко над неровной линией сражающихся, становясь все крупнее и ярче. Некоторые солдаты с обеих сторон на мгновение опускали оружие, чтобы произнести имя Фоса или очертить на груди солнечный круг. Большинство, однако, были слишком заняты ожесточенной схваткой, чтобы восклицать при виде огненного шара или вовсе его замечать.
Заид повернулся к Криспу.
– То, что магия могла сделать, она сделала, – произнес он. Голос его был хриплым и усталым; любое волшебство дорого обходится магам.
Огненный шар стал постепенно тускнеть и вскоре погас. Наблюдая за упорной битвой, на которую он обрек свою армию, Крисп гадал, не послал ли Заид шар в небо напрасно. Его сияние должны были заметить… но одним из уроков, усвоенных им за десятилетия пребывания на троне, стало осознание того, что «должно быть» и «было» иногда разделяются глубокой пропастью.
Он быстро перевел взгляд с одного края долины на другой.
– Да где же они? – потребовал он ответа, обращаясь не к кому-либо конкретно, а ко всему миру.
И, словно его слова оказались сигналом, в отдалении загремела боевая музыка. Солдаты имперской армии завопили, как одержимые; фанасиоты принялись озираться, охваченные внезапным смятением и тревогой. В долину с обеих склонов спускались в боевом строю свежие кавалерийские полки.
– Крисп! – кричали всадники, натягивая луки.
– Клянусь благим богом, это же удар с флангов! – воскликнул Саркис. Снимаю перед вами шляпу, ваше величество. – И он стянул с головы железный горшок, который называл шлемом.
– Ты сам помогал мне разработать этот план, – заметил Крисп. – Кстати говоря, нам следует поблагодарить Заида, подавшего ясный сигнал наблюдателям наших кавалеристов. Его огненный шар – превосходная штука. Разве можно с такой точностью оценить момент начала атаки, пользуясь песочными часами или каким угодно другим способом?
– Согласен, – кивнул Саркис и, обернувшись к Зайду, повторно снял шлем и перед ним.
Волшебник широко улыбнулся и сразу словно помолодел, живо напомнив Криспу того нетерпеливого, блистающего умом юношу, каким был Заид, поступив к нему на службу. Случилось это в год его последней кампании против Арваша – столь тяжелой у Криспа не было за все годы его правления. Но гражданская война особенно религиозная гражданская война – оказалась гораздо хуже нападения любого чужеземного врага.
Пока Автократор и генерал восхваляли искусство волшебника, мысли Заида не покидали поля боя.
– Нам еще нужно выиграть это сражение, – напомнил он. – Если об этом забыть, то даже лучший в мире план не будет стоить и ломаного медяка.
Крисп осмотрел поле боя. Если бы фанасиоты были профессиональными солдатами, они могли бы хоть как-то улучшить свое положение, отступив сразу, едва возникла угроза атаки с флангов. Но в воинском искусстве они понимали только одно – идти вперед любой ценой. Подобная тактика лишь усугубила для них ситуацию.
Впервые с начала сражения Крисп позволил себе улыбнуться.
– Мы выиграем эту битву, – заявил он.
Когда Крисп объявил, что победа близка, Фостий находился всего в паре шагов от него. Он не был стратегом-практиком, но не мог не понять, что противник, зажатый с трех сторон, обречен на поражение. Фостий порадовался тому, что Оливрия осталась в лагере. Хотя она целиком и полностью перешла на его сторону, зрелище того, как рушатся все надежды ее отца, причинило бы ей только боль.
Фостий тоже познал боль, но чисто физическую. Его плечо болело, устав держать тяжелый щит, прикрывающий тело от стрел и сабельных ударов. Еще неделя-другая, и оно легко перенесло бы такую нагрузку, но не сейчас.
Вопя во всю глотку «Светлый путь!», фанасиоты ринулись в очередную атаку.
А в рядах фанатиков Фостий расслышал и другой крик, отнюдь не фанатический:
– Если мы пришьем Автократора, парни, то победа станет нашей!
Подстегиваемые отчаянием, религиозным рвением и этим холодным, расчетливым криком, еретики обрушились на правое крыло имперской линии. Им удалось повторить прежний успех и прорубиться сквозь заслон халогаев и защищающих Криспа видессиан. Внезапно высокое положение перестало что-то значить.
Слева от Фостия с поразительной для такого толстяка энергией рубился Саркис, справа с врагами сцепились Крисп и Катаколон. Но не успел Фостий развернуть коня и направиться им на подмогу, как на его щит обрушился мощнейший удар.
Юноша пошатнулся в седле. Его противник орал во всю мочь; Фостий узнал голос, призывавший фанасиотов напасть на Криспа.
– Сиагрий! – завопил Фостий. Лицо бандита скривилось в щербатой гримасе ненависти.
– Ах, это ты? – процедил он. – Уж лучше я прирежу тебя, чем твоего папашу, – за тобой крупный должок, клянусь благим богом! – И он нанес яростный удар, нацеленный Фостию в голову.
Следующая минута оказалась самой тяжелой в жизни Фостия – ему нужно было любой ценой остаться в живых. О нападении он даже не помышлял – лишь бы оборона не подвела. Он понимал, что такая тактика ошибочна, потому что если он будет только отбивать удары Сиагрия, то рано или поздно пропустит один из них. Однако они обрушились на него таким градом, что ни на что прочее у него не осталось ни сил, ни умения. Сиагрий был более чем вдвое старше него, но сражался с энергией неутомимого юноши.
