Это не будет иметь значения вообще ни для кого из моего прошлого.
А как насчёт будущего? Как насчёт тех, кто ещё может пострадать от израненной когтистой твари, слишком невежественной, чтобы контролировать собственную глупость? Нефрит, на собственной шкуре убедившаяся, что такое сорвавшаяся с цепи вене, явно считала, что выпускать меня из потустороннего мира не стоит. Хотя бы просто во имя спокойствия всех живых.
Нет. Не так. Она считала, что не стоит выпускать меня, если я сама не хочу выйти. Как там сказал Аррек? «Тебе обещана свобода выбора».
Мило.
Усилием воли прогнав раздражение, я с зубовным скрежетом заставила себя думать. Вспоминать. Вспоминать даже то, о чём хотелось бы забыть, забыть навсегда. Как же стыдно. Тай, отчаянный лаэсский мальчишка. Твоя смерть была столь глупой, столь бессмысленной, так просто было её избежать. Но одному ты действительно научил меня — ответственности. Очевидно, урок оказался недостаточно суров.
Вдруг стало понятно, почему Нефрит обрушила меч на наш сияющий мост к освобождению. Странно было лишь то, что я могла не видеть этого раньше. Ответственность. Ключевое слово.
Антея тор Дериул (а позже и Шеррн) неслась по жизни, как сорвавшаяся с тормозов атомная бомба. Теряла управление на крутых поворотах, зашибала случайных прохожих. И в любой момент угрожала рвануть. Шестилетний человеческий детёныш демонстрировал миру более высокий уровень самоконтроля, чем почтенная Хранительница Эль.
Я совершала одну непоправимую глупость за другой, а потом выла на луну, на звёзды и солнце, отчаянно жалея себя, любимую. И не делала ничего, чтобы обуздать собственную рвущуюся из оков слепую неуёмную дурость. А после того первого, чудовищного раза, закончившегося танцем туауте и порабощением Оливула, я стала ещё и избегать даже самых незначительных решений, если они касались моей собственной судьбы. Любым способом. Любой ценой. Пусть кто-нибудь заставит. Уговорит. Обманет. Только не взваливать на себя груз чудовищных последствий, которые следуют за ошибками такого масштаба.
Говорят, от себя удрать невозможно. Что ж, отдайте должное одному непутёвому эльфёнку: она совершила достойную попытку!
Если ты боишься ответственности больше, чем смерти, о каком самоконтроле может идти речь?
Итак, Нефрит арр Вуэйн, голос и совесть многоцветной богини сказали своё слово. Я не ступлю в мир живых, если не приму решение. Сама. Понимая всю меру ответственности и соглашаясь её нести.
Я не ступлю в мир живых, если не… повзрослею?
Шелуха и оправдания, попытки свалить всё на других были отброшены. Мы снова вернулись к вопросу. Ты хочешь жить, Антея? Ты. Сама. Только ты.
Застыла, прекратив танец, вглядываясь в глубину собственной души. И бездна застыла, созвучная и послушная, ожидая решения.
В душе была усталость. Страх. Стыд. Точно ветер в окно — смесь боли, цинизма, наивности. Понимание — да, вновь придётся страдать. И скорее всего, вновь придётся причинять боль. Калечить. Убивать. Может быть, даже тех, кого люблю.
Но…
В сердце, точно не вылупившаяся ещё из куколки бабочка: обещание-способность-вдохновение-порыв. Слабый, не раскрытый ещё потенциал. Притягательная, неодолимая потребность творить. Из неясных, непознанных вспышек чистой Ауте создавать новое. Созидать то, чего раньше не было.
Я взвесила потенциал разрушения и потенциал сотворения.
И подумала: какого демона? Всё равно ведь сама буду решать, что делать с собственной силой. И с собственными слабостями.
Ладно. Всё. Свершилось. Довольны?
Я приняла решение. Точка.
Ну?
Гром не спешил греметь. Бездна не спешила исчезать. Никто не явился, чтобы взять меня за ручку и вывести к свету.
Сердце болезненно ёкнуло: Ауте, неужели слишком поздно?
В слепящей, болезненной панике потянулась вовне и тут же облегчённо обвисла: он всё ещё был жив. Связь, которую Аррек установил между нами, более грубая, более мощная и первозданная, нежели связь вене и риани, говорила, что жизнь ещё теплится в теле моего консорта. Однако если не поспешить, дело может кончиться плохо.
Резко расправив крылья, я ринулась вниз. Туда, где слабо, но упрямо мерцала искорка перламутрового сияния.
В мире мёртвых нет Вероятностей, которыми мог бы манипулировать дарай. Но он ими всё равно манипулировал. Аррек арр Вуэйн висел в позе лотоса, запрокинув напряжённое, сосредоточенное лицо. Волосы его, прекрасные чёрные волосы, были теперь посеребрены, и не инеем, а сединой. Пространство вокруг кривилось от непрерывно создаваемых и тут же пожираемых жаждущей бездной Вероятностных щитов.
Я сглотнула. Нежно втянула его в свой танец, обернула спасительным изменением. Сколько же он пробыл тут? Сколько сопротивлялся наступавшему со всех сторон развоплощению?
Подалась поближе, заметив тихое биение сен-образа, разворачивающегося перед его грудью:
Над пучиной в полуденный час
Пляшут искры, и солнце лучится,
И рыдает молчанием глаз
Далеко залетевшая птица.
Заманила зелёная сеть
И окутала взоры туманом,
Ей осталось лететь и лететь
До конца над немым океаном.
Конечно, каждый входит в особое состояние сознания по-своему, но Аррек нашёл довольно оригинальный способ. Если когда-нибудь в каком-нибудь захудалом мирке ему вздумается стать богом, то это будет бог исцеления, дальних дорог и плохой поэзии.
Прихотливые вихри влекут,
Бесполезны мольбы и усилья,
И на землю её не вернут
Утомлённые белые крылья.
И когда я увидел твой взор,
Где печальные скрылись зарницы,
Я заметил в нём тот же укор,
Тот же ужас измученной птицы.
Сглотнула. Ладно. Может быть, и не самой плохой поэзии. Не важно.
Протянула руки и нежно, но сильно взяла его за плечи. Тряхнула. Потом сильнее. Пальцы кололо мощью Вероятностных щитов.
— Аррек. Давай, любимый, просыпайся.
Ничего. Мысленно попросив у Ауте немного удачи (Аррек спросонья мог и пришибить ненароком), послала ровный, успокаивающий импульс по нашей новой связи. Ну же, шальной мой, не пугай меня…
Он чуть вздрогнул. Задрожали ресницы. Медленно сформировался в воздухе наполовину сотканный из сна вопросительный сен-образ:
Найдём ли мы путь, живые,
туда, где она сейчас?
Этот образ я уже видела. Он всё ещё думал, что идёт по той бесконечной адской дороге, сопровождаемый голубоглазой Обрекающей. Тщательно сплела и отправила ему ответ, заставив два образа слиться вместе, засиять и наполниться новыми оттенками значений.
