Карсидар лишь вчера узнал об этом, и ему понравилась эта новость, потому что он уже запомнил, в каких странах живут ненавистные «могучие солдаты». Он чувствовал к Александру Новгородскому точно такую же симпатию, как и к неаполитанскому королю, и теперь сожалел, что у такого славного воина оказался такой никудышний отец.
Тем не менее, Карсидаром овладел бес противоречия, и он, лишь бы возразить Ярославу Всеволодовичу, сказал:
— Разбить шведских рыцарей — это, княже, в самом деле неплохо. Но не лучше ли было стравить их с татарвой и, таким образом, убить сразу двух зайцев?
— То есть, пропустить рыцарей через свои земли? Молчал бы лучше! — князь презрительно усмехнулся. — Ничего, Александр вам ещё покажет, силушки да удали ему не занимать! Позову его на подмогу — ох, будет в Киеве вашем плач и стон! Взвоете у меня, окаянные! Признаете быстро, кто у вас государь, а кто самозванец! Да что там — у меня Мономахова шапка! Это я государь всея Руси, а не Данилка! Ясно?
Тут Карсидар и применил запрещённый приём. Возможно, ему следовало бы на этот раз промолчать, так как он постоянно путался в родословной здешних князей, но слишком уж действовал ему на нервы Ярослав Всеволодович. И Карсидар тихо произнёс:
— А ты расскажи, как эта шапка из Киева исчезла. Да не забудь объяснить, откуда она у тебя взялась и почему не осталась у сыновей дяди твоего, Андрея Юрьевича.
Багровая краска сбежала с лица старика, он весь позеленел, затрясся в бессильной злобе и прошептал:
— А ну вон с глаз моих… Мерзавцы! Проходимцы!
— Княже, — испуганно начал боярин Микула, неуверенно оглянувшись на Карсидара, стоявшего позади него.
— Вон! — повторил Ярослав Всеволодович и закрыл лицо руками. — Не то я позабуду, что находящийся среди вас Давид на самом деле богомерзкий колдун и…
— Не посмеешь, — уверенно произнёс Карсидар. — Татары, и те не посмели сразу после взятия Чернигова и Переяслава на Киев двинуться, когда узнали, что я с Менке ихним сотворил. Где уж тебе помышлять об этом.
Несмотря на долгую и упорную тренировку, Карсидару сделалось противно, когда перед его внутренним взором вновь возникла картина учинённого им разгрома в татарском лагере. Поэтому он умолк. Князь тоже не отвечал, а по-прежнему сидел на троне, не отнимая рук от лица. Бормоча извинения, Микула повернулся и направился к выходу из гридницы, поспешно сворачивая пергамент. Михайло и Карсидар последовали за ним, провожаемые недобрыми взглядами.
— Вот, даже не покормил нас князь. Из-за тебя всё, — зло пробормотал боярин, когда они выбрались из замка.
А Карсидар с откровенной радостью менял прохладу негостеприимного Боголюбова на зной летнего дня. До самого вечера Микула больше не обменялся с ним ни единым словом, зато Михайло не постеснялся сделать строжайший выговор за непослушание:
— Я же предупреждал тебя, чтобы не поминал ты при князе дядю его! И какая муха тебя укусила?!
— А что, я не правду сказал? — беззлобно огрызнулся Карсидар. — Ведь так оно и было, согласись.
— Подумаешь, эка невидаль! — фыркнул сотник. — Вор украл у вора, что же здесь странного? Шапку только жаль. Не думал я, не гадал, что Ярослав наденет её…
Дальше Карсидар не слушал, так как на ум ему пришла одна забавная идейка, которой он был настолько поглощён весь остаток дня, что даже не поужинал как следует. Михайло с Микулой долго и бесплодно спорили, куда им теперь направиться — на север в Суздаль, на юго-восток в Муром или на запад в Тверь. Карсидар в споре не участвовал и не высказал на сей счёт никакого мнения. Поэтому вопрос отложили до утра и заночевали в открытом поле в шести верстах от Боголюбова.
Это Карсидара вполне устраивало, и, встав ни свет ни заря, он проверил, нет ли кого около шатра, тщательно закрыл полог над входом, а всего через несколько минут вновь выглянул наружу и, довольный собственной находчивостью и возросшим умением, с чистой совестью лёг спать дальше…
— А ну-ка, поднимайся! — будил его Михайло тремя часами позже. — Хватит разлёживаться, солнце уже вон как поднялось. Надо решать, куда мы поедем дальше.
— Что ты впился в меня как клещ? — с притворным недовольством проворчал Карсидар. — Я устал после честно выполненной работы, дай отдохнуть.
— Ты не выспался? — удивился сотник. — Ну, и горазд ты храпеть, как я погляжу! Ленивый больно.
— А думаешь легко шесть вёрст туда и обратно за минуту пробежать? — спросил Карсидар, переворачиваясь на другой бок.
— Какие шесть вёрст? За какую минуту? — опешил Михайло. — Такой быстроты и на свете-то не бывает…
— А если не бывает, тогда как я это достал? — Карсидар взял и передал Михайлу матерчатый свёрток, валявшийся в головах подстилки, на которой он лежал.
Ничего не подозревающий Михайло принялся разворачивать полотно… как вдруг под сводом небольшого походного шатра засверкала россыпь самоцветных каменьев, вплетенных в золотую филигрань.
— Шапка Мономаха?! — от неожиданности сотник даже сел на землю, выронив бесценную реликвию.
— Да осторожней, ты, медведь! — Карсидар взял шапку за крестик из алмазов и принялся любовно отряхивать соболью опушку. — Запачкаешь ещё, или даже повредишь. Как тогда перед Данилой Романовичем оправдываться будем?
С минуту Михайло не мог вымолвить ни слова, только, хлопая выпученными глазами, смотрел на Карсидара. Потом спросил:
— Как же ты сподобился? И когда?
— Под утро, — Карсидар расстелил полотно, водрузил на него шапку, сел рядом. — Вчера князь кричал, что истинный государь он, потому как у него Мономахова шапка. Потом ты признался, что тебе жалко вещицу, очутившуюся не в тех руках, в каких надо. Да и мне показалось… — и Карсидар сравнил Ярослава Всеволодовича с Ростиславом Мстиславовичем, у которого венец тоже болтался на челе.
— В общем, забрать шапочку надо, решил я. Поднялся сегодня пораньше, сбегал в Боголюбов. И вот, шапка здесь.
Конечно, он не стал особо распространяться насчёт мгновенных перемещений, а также рассказывать про всякие изощрённые шуточки, за которые его так не любили орфетанские дворяне.
«Колдун забавляется», — подумал Михайло, поднялся и, ничего не сказав, выбежал из шатра.
Вскоре Карсидар уже объяснялся с боярином и со всей сотней. Микула, как увидел шапку, сразу же завопил, что Ярослав Всеволодович немедля вышлет погоню — если уже не выслал. Мысленно же представлял себя изрубленным на мелкие кусочки, а свою голову видел надетой на копьё, воткнутое в землю перед воротами Боголюбова рядом с головами остальных.
— Не бойся, боярин, князь пока не хватился пропажи, — заверил его Карсидар. — Я сделал это только сегодня на рассвете, не более часа назад.
