— Пол-Мабри сюда и не примут, — задумчиво потер щеку Ренн, — но и проверять моральный облик вновь прибывающих вряд ли станут.
— Ну так и я о чем, — удивился Тесс. — А что с моральным обликом? Вы колонистов собираетесь отбирать как попало?
— Тесс, вспоминайте, кто первый бежит с корабля? — поморщился Ренн. — И делайте выводы. Сейчас здесь хорошо, но если взять условия Грина, здесь начнется форменная борьба за выживание между людьми, которые хотят жить хорошо и как на родине, и местным населением. Грин сообразительный молодой человек, но вряд ли ему хватит ума поставить такие условия, которые помешают заслать сюда пару-тройку тысяч асоциальных элементов.
Тесс обалдел:
— Вы что, хотите сказать, Мабри намерена открыть мир на свободный выезд — вместо централизованной колонизации?!
— Я ничего не хочу сказать, — резко оборвал Тесса Ренн. — Я просчитываю возможности. Что сделает колониальное управление Мабри — решать не мне. Попробуйте намекнуть на это Грину.
— Я-то намекну, — фыркнул Тесс. — Но только в Колониальном тоже не идиоты сидят. Смысл упускать выгоду, когда оформить тут колонию фактически ничего не мешает? И народ приедет отборный, и с местными будут корректны, и драконовы правила выучат… Кстати, оформление зависит от нас — и от вас — в не меньшей степени, чем от Грина. Что нам мешает подогнать отчет?
Ренн заинтересованно наклонился к Тессу:
— Вот эту мысль, — сказал он, — я бы попросил вас объяснить поподробнее. Составление отчета — это, в некотором роде, всегда подгон действительности под нужные шаблоны. Но ведь наши сведения будут еще и проверяться Мораном.
Серазан подумал мгновение.
— А Моран с Грином общался, его уже не обманешь… Но тогда — а в чем интерес коменданта? Ему колония нужна или он так, до отставки досиживает?
— Ему нужно красиво завершенное дело. Колония для Мабри, пусть формальная — это лучше, чем очередная планета, переданная в Союз Миров — усмехнулся Ренн. — Моран общался с Грином, но слова сфинкса можно толковать по-разному. В конце концов, Грин не говорил о том, что Дракону нужна присяга в мабрийских традициях. Или нужна?
— Сомневаюсь, — ответно хмыкнул Тесс. — Думаю, дракону важнее, чтобы люди вели себя, как положено… А в принципе — надо будет смотреть по списку требований и условий. Но, может быть, лучше подстраховаться и убедиться, что полковник поведет дело в направлении колонизации централизованной и контролируемой? Очень не хочется, чтобы сюда поперся кто попало.
— Подстраховаться не лучше, а просто обязательно, — одобрительно подтвердил Ренн. — И прежде всего надо зафиксировать сказанное Грином таким способом, чтобы не было лишних разночтений. А для этого опять-таки нужен Грин, список четких вопросов и четкие же ответы.
— Грина придется подождать, — покачал головой Серазан. — Сегодня, а возможно и еще пару дней, если Безлунная Ночь обойдется без эксцессов.
* * *
Грин проснулся только под вечер, когда дневная метель улеглась, Старуха и Мать ушли за горизонт, а небо расчистилось. Над темной, заснеженной землей, не засвеченные лунами, зажглись миллиарды звезд, дрожащих и ярких.
Ночь перерождений, млечная ночь вступила в свои права. Сфинкс вылез на высокий купол базы и сел там, настороженный и очарованный. Сидел, понемногу привыкая к бездвижному морозному воздуху, ждал то ли знака, то ли зова.
Далеко за перевалом люди выходят из домов, ставят по сугробам свечи — каждый в честь своей, только в эту ночь видной звезды. Гадают на детей, на судьбу, делают соломенную куклу — два жгута крест-накрест, наряжают ее, заворачивают в лоскуты и старое детское, по жгучему холоду несут к источникам, к памятным знакам и оставляют там, а заодно и кружку свежего молока. С утра дети будут разбирать, кому какая кукла достанется, а молоко будет уже выпито, а вокруг — мелкие звериные следы. Но это будет утром. А сейчас — тихо. Мир притаился и притих от долгожданной праздничной темноты, и только в хлеву слышно блеянье, отчаянное, заполошное — первые ягнята идут, и по жарко натопленным баням те, что нашли себе пару весной, на Юную, сейчас рожают детей. Счастливы дети, рожденные в любое время, но трижды счастливы ты, кто родился на грани миров, Безлунной ночью, зачатый на свежей траве в ночь Юную! Светят им только звезды, и ни Мать, ни Сестра, ни Старуха не властны над их судьбой.
Ночь затопила горные долины. Сфинкс сидел на куполе, и человек Грин постепенно отдавал власть над собой безымянному зверю, который неизменно жил внутри, но был приглушен и укрощен сначала Тессом, а затем Блейки и мабрийцами. Зверь был дик, хаотичен сам по себе и стремился улететь на свободу, в холодные горы и леса, к ней, к Старухе-зиме, чтобы вечно быть недалеко, но рядом.
Понятными и родными стали заснеженные леса по склону. База стояла на самой вершине, как нарыв, нелепая, чужеродная, в любую минуту готовая прорваться бесконечным потоком таких же бестолковых, как и те, что в ней жили сейчас, существ. В другое время Грин оскорбился бы такому сравнению, а сейчас сфинкс только осознавал, как велика зона отчуждения между этими фонящими электричеством куполами и полуспящей землей. Когда ощущение нелепости стало совсем отчетливым, он брезгливо дернул хвостом и взлетел, широко расправив крылья. Поднялся повыше и принялся делать широкие круги над спящим, заснеженным лесом.
И все настойчивей ощущал он зов зимы, как будто крик о помощи, на который нельзя не откликнуться, и чем меньше в сознании Грина оставалось человеческого, тем сильнее становился этот крик. С высоты Грин видел волков на ночной охоте, видел подгорный народ, который выходил из заледенелых пещер, чтобы единственный раз в году поймать чистый звездный свет без примеси лунного, видел лису, которая деловито мышковала неподалеку от медвежьей берлоги, видел стадо оленей, которые осторожно раскапывали снег у ручья. Зрение обострилось до того, что он мог бы увидеть даже мордочку мыши, неосторожно пробегающую по открытому месту, и когти совы, которая пикирует на юркую добычу с ближайшей ветки.
Сфинкс нарезал широкие круги над лесом в поисках той единственной, которую сейчас хотел, и не мог найти ничего, кроме снега и замерзшего камня. Он поднялся повыше, рассеянно отметив, как похож горный хребет на спину гигантского ящера. Звезды успели пройти почти весь путь по ночному небу, когда сфинкс сделал свой выбор и полетел к склонам, которые сверху напоминали вытянутую лапу с длинными извилистыми пальцами. Там, в небольшой долине, гремела по камням незамерзшая вода, пенились, исходили влажным паром горячие источники. Там, на влажных камнях, с которых лапы соскальзывали в теплую воду, он уловил смутное присутствие Старухи. Похоже, она недавно пробиралась наверх, оставляя на теплых камнях клочья истлевших, пропавших жиром и дымом одежд. Сфинкс довольно улыбнулся. Подниматься вверх против течения, прыгая по теплым камням в утренних сумерках было даже забавно. Некоторые деревья по берегам теплого ручья стояли мокрые, довольные, а некоторые были заключены в ледяные панцири, как в саркофаги.
