– Здорово, – улыбнулся я. – А что, кроме пивных богов, есть еще какие-то?
– Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум – бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг – изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом – бог праведного возмездия; Гардумба – покровитель щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах – бог трудного дня, покровительствующий тем, кто встает на рассвете… Да всех и не упомнишь![63]
– Здорово! – уважительно кивнул я и машинально отправил в рот еще кусочек курмды. Сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день – описать невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце «фестиваля»…
Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато преисполнился счастливой уверенности, что Мир, в котором я живу, – чудное местечко, окружающие меня люди – создания ангельской кротости, а я – самый замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения – исполненными совершенно особой величественной грации… Да уж, могу себе представить!
Если честно, так нажираться мне удавалось только в далекой юности, да и то нечасто, всего пару раз, когда шквал дармового коньяка обрушивался на стабильно голодный желудок… Смутно помню, что в конце праздника я отплясывал вместе с уллами, с энтузиазмом подпевая: «Чуб-чуб – Чубарага» и то и дело восклицая: «Йох! Унлах!» – в точности, как мой давнишний собутыльник Таонкрахт, будь он трижды неладен. Волосатые чудовища одобрительно отзывались о моих хореографических талантах, а Хэхэльф смотрел на меня дикими глазами: до сих пор он считал меня вполне приличным человеком – и вот, на тебе!
Тем не менее у него хватило благородства не бросить меня в компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на палубе «Чинки», да еще и укутанный в волшебное одеяло Ургов – думаю, именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал на меня с заметным сочувствием.
– Ты жив, несчастье? – снисходительно осведомился он.
– Жив, – с некоторым сомнением подтвердил я. Потом произвел ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так уж плохи. Ну да, альганского розового мы, хвала Аллаху, не пили!
– И как меня угораздило? – недоуменно спросил я – скорее себя самого, чем Хэхэльфа. Но ответ на этот риторический вопрос у него имелся.
– Ты сколько курмды сгрыз, помнишь? А один кусочек вроде того, который ты отправил в рот с самого начала, – это же все равно, что большая кружка обыкновенного пива.
– Ничего себе! – ужаснулся я. – Получается, я выдул несколько бочонков?
– Вроде того. Курмда тем и хороша для того, кто хочет как следует напиться: столько жидкости ни в одно брюхо не поместится!
– Ох! – вздохнул я. – Вообще-то предупреждать надо!
– Вообще-то соображать надо! – парировал он. – Я же тебе не нянька!.. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Иди искупайся, будем собираться в дорогу. Или хочешь еще денек погулять?
– Курмды погрызть? – простонал я. – Спасибо, с меня хватит!
– А плясал ты замечательно! – сказал Хэхэльф мне вслед. – Я уж начал сомневаться: не улл ли ты, часом? Просто очень худой и бритый…
Я разделся, перед тем как нырнуть в море, и немного испугался: невооруженным глазом было видно, что я здорово растолстел. Ничего страшного, конечно, но я привык к своему плоскому животу, и мне совершенно не понравилась небольшая, но вполне заметная складка, нависающая над поясом.
Искупавшись, я потребовал у Хэхэльфа зеркало и с отвращением уставился на свою рожу: кажется, за минувший день она стала ровно в два раза шире. Думаю, кырба-ате были бы мною довольны!
– Это что, тоже от курмды? – сердито спросил я Хэхэльфа.
– Ну да, – хмыкнул он. – Ты ее столько сожрал, я бы не удивился, если бы ты превратился в улла. Говорят, такое тоже бывает…
Я отлично понимал, что Хэхэльф шутит, но его заявление все равно повергло меня в самую настоящую панику. Я снова уставился в зеркало, чтобы убедиться, что не начал зарастать густой черной шерстью. К счастью, ничего, кроме недельной щетины на моей непомерно раздавшейся вширь роже, не обнаружилось. Время от времени я брал у Хэхэльфа некое подобие опасной бритвы, чтобы привести себя в порядок, но в последние дни совсем обленился. Зато сейчас я схватился за его бритвенный прибор как утопающий за соломинку и скоблил свои округлившиеся щеки, пока они не стали идеально гладкими. Хэхэльф наблюдал за моими судорожными действиями с немым восхищением.
– Ты что, поверил? – наконец расхохотался он.
– Нет, конечно, – вздохнул я. – Но все равно это ужасно! Так отожраться за один день… Все, больше никакой курмды! Хватит, нагулялся!
– Дело хозяйское, – усмехнулся он. – Но вообще-то вполне достаточно просто знать меру…
– Знаешь, что самое противное? – хмуро сказал я Хэхэльфу после того, как он позавтракал (я-то был так шокирован видом своего округлившегося живота, что даже смотреть не мог на еду), и мы решили еще раз искупаться на дорожку.
– Да ну тебя, Ронхул, не будь занудой! – отмахнулся он. – Было бы из-за чего шум поднимать! Три дня в дороге, и от твоего пуза следа не останется. А даже если и останется, уверяю тебя, добрая половина человечества все равно сочтет тебя тощим, а прочим покажется, что ты просто худой…
– Да не в пузе дело, – вздохнул я. Набрал побольше воздуха в легкие, нырнул, потом снова появился на поверхности и хмуро сказал ему: – Чудеса закончились. Помнишь, какой я был: легкий, как пух, веселый и ко всему равнодушный – одним словом, одержимый. А теперь – все! Я снова стал таким, как раньше. Замкнутый круг!
– Ну и что? Чудеса – не кошелек, чтобы все время оставаться у тебя за пазухой, – пожал плечами Хэхэльф. – Они приходят и уходят, заставляя нас выть от тоски по несбывшемуся, а потом снова возвращаются, когда мы их не ждем. И вообще нет ничего более переменчивого, чем человеческое сердце, Ронхул, – разве ты не знал? Было бы странно, если бы ты всегда оставался одним и тем же!
Я изумленно уставился на своего друга.
– Слушай, ты такой мудрый, усраться можно! Шутки шутками, а я не удивлюсь, если завтра выяснится, что ты – очередной замаскированный бог, вроде Варабайбы, или тайный предводитель всех Мараха, или… – Я умолк, поскольку больше ничего не мог придумать.
– Ну что ты, Ронхул! Не сочиняй! – фыркнул он. – Япросто Хэхэльф Кромкелет из Инильбы, а если в моей башке иногда и появляется удачная мысль – что ж, с кем не бывает…
