Ознакомительная версия.
– Уйму, – подтвердил я очень серьезно. – Однако надо будет развивать книгопечатание и на местах. Мы не зря передали чертежи отцу Ульфилле. Кстати, он все еще здесь! Надо ему подсказать деликатно, что, если за сегодня не уберется, завтра вытолкают за пределы крепости пинками. За такой приятной операцией я прослежу лично. Мое терпение лопнуло.
Он поморщился, указал мне на деревянную скамью, сам сел на соседнюю, не выпуская из рук драгоценные листки.
– Да, – ответил он, – удивительно неприятный человек. Не может не наживать врагов. Но он бьет по самому чувствительному месту, и люди его слушают.
– Какому? Обличает богатых?
– Не только, – ответил отец Дитрих и вздохнул. – Человек не Бог, но и не скот. И он чувствует, когда слишком уж скот… Чувствует, но… живет. Все живут, и он живет. Каждый находит оправдание своему скотству в том, что не один. Но иногда находится некто, у которого хватает сил сбросить с себя скотство и завопить: «Люди, опомнитесь, куда мы идем?». И тогда маятник может качнуться в другую сторону. Порой… излишне резко.
– Знаю, – ответил я тоже невесело, – проходили. Савонарола, Торквемада…
– Савонарола? – переспросил он. – Ты уже упоминал это имя. Он тоже начинал вот так?
Я отмахнулся.
– Не совсем. Девушка, которую любил, посмеялась над ним, а он с горя ушел в монастырь. И там неожиданно для себя открыл новый мир. Увлекся. Сам начал выступать с проповедями. Сперва в своем монастыре, потом перед народом. Требовал обновления церкви, обличал испорченность нравов и, главное, не стеснялся в выборе выражений. Тут, главное, не стесняться в выражениях, народ любит скандальные разоблачения. Вскоре его избрали настоятелем знаменитого монастыря Сан-Марко. Ну, он и разошелся… После его речей дамы перестали одевать в церковь украшения, купцы возвращали нажитое обманом добро, а затем дошло до того, что женщины и богатые юноши срывали с себя золотые украшения и бросали в огонь.
– Ого, – произнес отец Дитрих пораженно, – какой молодец!
– Ну да, – ответил я саркастически, – кто спорит…
– А мужчины после его проповедей, – спросил он, – брали в руки оружие и шли погибать за Отечество?
– Вот именно, – подтвердил я. – Даже самые распутные!
– Поразительно!
– Да нет, это как раз объяснимо. После речей Савонаролы им становилось стыдно, спешили кровью, так сказать, смыть свой позор и падение.
– Да, – произнес отец Дитрих торопливо, – рассказывайте. Рассказывайте об этом удивительном и замечательном человеке…
– Гм, – сказал я, – насчет замечательности спорно…
Отец Дитрих озабоченно качал головой, лицо приняло озабоченное выражение. Я продолжал рассказывать, опуская точные географические данные, имена и даты, как Савонарола не щадил никого: громил в проповедях священников, лордов, граждан и купцов, крестьян и солдат, холостых и женатых…
Когда правитель Флоренции Петр Медичи запретил ему проповедовать во время поста, Савонарола перебрался в Болонью, где жена правителя Болоньи приказала своим телохранителям убить дерзкого проповедника за то, что он прямо в церкви назвал ее дьяволом.
В своем монастыре Сан-Марко Савонарола продал все церковное имущество, изгнал всякую роскошь, а монахов заставил, неслыханное дело, работать. Папа римский Александр Четвертый пытался привлечь дерзкого проповедника на свою сторону, предлагал ему сперва архиепископство там же во Флоренции, потом – неслыханное дело! – пост кардинала, однако Савонарола, оставаясь по сути мелким провинциальным священником, все с негодованием отверг и продолжал яростно обличать Рим и духовенство.
Вскоре и без покровительства папы он стал настоящим правителем Флоренции, после чего сразу же восстановил республику, перестроил работу политической системы, поземельный налог заменил подоходным, основал заемный банк, изгнав из Флоренции всех ростовщиков и менял, что брали по тридцать два с половиной процента.
Сам Савонарола провозгласил королем Флоренции Иисуса Христа, а он, дескать, только его правая рука здесь на земле. Отныне флорентийцы постились, посещали церковь, женщины ходили только в простых одеждах, на улицах вместо песен распевали псалмы, из всех книг читали только Библию, многие уходили в монастыри.
В этом месте отец Дитрих начал озабоченно хмуриться, а я спросил ехидно:
– Что-то не так?
– Да нет, – сказал он быстро, – все хорошо, продолжай, сын мой.
Проповеди, рассказывал я, проходили в часы, когда флорентийцы обычно устраивали балы и маскарады. Святотатцам, которые предпочитали все-таки пойти на бал, он велел вырезать языки, азартных игроков разорял огромными штрафами, развратников и гомосексуалистов сжигал живьем на площадях при большом стечении ликующего народа под его одобрительные выкрики.
Отец Дитрих снова заерзал на скамье, даже листки передал подбежавшему монаху. Взгляд стал совсем встревоженным.
– Что-то не так? – спросил я с лицемерным удивлением. – Разве не похвально такое рвение?
– Похвально, – буркнул он, – похвально. Но только рвение.
– А дела?
– Дела нельзя вершить только по справедливости, – сказал отец Дитрих неохотно, – человек очень уж несовершенен. Его нужно тащить из болота медленно и осторожно, чтобы уши не оторвались… А оторвутся – еще глубже погрузится в болото грязных страстей.
– Да так, что и не вынырнет, – добавил я. – Знаем, проходили. Папа не раз пытался его удалить из Флоренции, но народ заступался за своего любимца и вождя. Против Савонаролы не раз выставляли других проповедников, он побеждал всегда с триумфом, папа запрещал ему проповедовать, но для Савонаролы высшим судьей был Христос, и слава его росла, его проповеди переводили на иностранные языки, даже на турецкий для султана.
Не раз Савонарола словом останавливал вражеские нашествия, а у Франции он вытребовал захваченные ею флорентийские города. Удивительное дело, он преуспел даже там, где проваливались и умудренные правители и политики: удерживал свободу и независимость Флоренции, когда всю Италию захватывали то Франция, то могущественная Германия.
Если учесть, что папой римским был все это время человек, который в миру был известен как самый жестокий и коварный правитель на свете под именем знаменитого отравителя Борджиа, отправлявший на тот свет врагов своими знаменитыми ядами, а против Савонаролы также выступали герцог миланский и кардинал Асканио Сфорца, плюс все проповедники, потерявшие из-за Савонаролы репутацию, то удивительно, что Савонарола не только не отступал, но вел победоносную кампанию.
Папа римский поручил доминиканцам рассмотреть проповеди Савонаролы и найти ересь, чтобы отправить его на костер, но те с сожалением ничего не нашли, и папа снова и снова предложил дерзкому бунтарю сан кардинала.
Ознакомительная версия.
