Ознакомительная версия.
А самое странное и необъяснимое – он стал находить между обоими мирами много общего. Не схожего, а именно общего.
Взять, к примеру, латен: Макс не был лингвистом, но общего развития хватило, чтобы заметить полную идентичность «красивого мертвого языка» и классической латыни. И это совпадение было далеко не единственным. Чем можно было их объяснить? Ответа на этот вопрос он отыскать не успел.
Когда зимой в университете объявился Да Винчи (ощущения от встречи с живой легендой – это тема для отдельного разговора), девицы плакали. Даже Меридит тихо похлюпывала, отвернувшись, – Макс и не подозревал, что она способна на подобные нежности.
– Ну зачем тебе возвращаться? – уговаривала Ильза. – Оставайся с нами! Мы летом в Сехале денег заработаем, дом купим, козу заведем. Жену тебе найдем хорошую. Маркитантку или даже ведьму.
– Вот только ведьмы мне не хватало! – возмутился он тогда. – Завидная перспектива – заиметь в жены страшную злобную старуху!
Хельги в ответ рассмеялся:
– Макс, ведьма – это профессия, а не состояние души и плоти. Бывают очень милые, добрые, молодые ведьмы.
– Я думал, добрая ведьма называется феей. – Во все тонкости здешнего бытия он так и не вник.
– Феи – это народ. Как тролли или кобольды. И характер у них у всех разный. Большей частью нестабильный. Такие заразы иногда попадаются – не дайте боги!
Кстати, историю с амнезией тоже придумал Хельги.
– Ты ведь не можешь рассказать, как было на самом деле; тебя сочтут психом.
Практичной Меридит его идея не понравилась:
– Если бы мой подчиненный исчез с боевого поста, а потом явился через несколько месяцев и сообщил, что ничего не помнит, лично я решила бы, что его выкрал и зачаровал враг, чтобы выведать военную тайну.
Самое забавное, что родные спецслужбы мыслили аналогично. По возвращении Макса долго проверяли, используя какие-то не вполне гуманные приборы и методы. Насилу вырвался!
Примерно полтора месяца Максим Александрович предавался черной меланхолии. Все спрашивал себя, зачем вернулся, не разумнее ли было остаться? Вдруг оказалось, что единственная его связь с собственным миром – это родители. Пусть и не престарелые. Семерых голодных детей у него, как известно, не было. Собаки, крысы или козы тоже, не говоря уж о домовом гоблине. Со службы уволили по состоянию здоровья – с амнезией и в стройбате держать не станут, не то что в ракетных частях. Два самых близких друга успели жениться, причем один из них – на его, Макса, невесте! Хотел, говорит, утешить. Особых увлечений, способных скрасить затянувшийся досуг, не имелось, приличной гражданской профессии тоже. Рассказать о пережитом было нельзя ни одной живой душе, – а как хотелось! Короче, жизнь дала трещины чуть ли не по всем направлениям. Скучно и тошно.
Зато там, за огненной завесой, остались и надежные, испытанные в бою товарищи, и яркий, неизведанный, полный приключений мир. Ради чего он, осел сехальский, от всего этого отказался? Не умнее ли было послать родителям весточку, что жив-здоров, а самому остаться? Даже теперь, когда жизнь наладилась, появилось собственное дело, пришёл успех, – он нет-нет да и задавал себе тот же самый вопрос.
Но в тот миг, когда это произошло, Макс ни о чем подобном не думал. Потому что спал. Ему всегда хорошо это удавалось в поездах, под перестук колес. И неважно, лежал он на мягком, почти домашнем диванчике СВ или на верхней полке плацкартного вагона, на комковатом матрасе, покрытом серой сырой простыней.
Именно плацкартные вагоны выработали у Макса стойкую привычку: важные документы он прятал за подушкой, да еще и рукой для верности придерживал. Хотел отучиться – не получалось. Засыпал как нормальный человек, а просыпался – и обнаруживал, что опять вцепился мертвой хваткой!
Так вышло и на сей раз. Первое, что он ощутил, пробудившись, была кожаная ручка кейса. А второе… Холодный сырой песок под боком. Соленый ветер с моря. Грохот прибоя, резкие вопли ночной птицы… Нет, просто он еще не проснулся, Макс перекатился на другой бок, поерзал, пытаясь поудобнее угнездиться, поежился, – все вмятины на песке тут же заполнялись водой…
– Да проснись ты наконец! Вот тетеря сонная! Ты же не русалка, чтобы в луже спать! Нас сейчас заметят! – Интересно, зачем Иринке понадобилось будить его среди ночи?
И тут он проснулся окончательно. Потому что сообразил: будит его вовсе не Иринка. Совсем другая девица, большая любительница народной мудрости и образных сравнений.
– Нет! Не вставай! Тихонечко, тихонечко поползли… Силы Стихий, сколько же от вас, людей, шума!
Год жизни в чужом мире не пропал даром. «Русалка», «Силы Стихий» – эти слова будто включили заложенную в то время программу, сработали рефлексы. Ничего толком не соображая, вжавшись в обжигающе-холодный песок, он просто пополз, подгоняемый первобытным чувством близкой опасности. Но кейс из рук так и не выпустил!
– Нет, вы только представьте! – тараторила Энка взахлеб. – Сижу это я в пещерке бжу… в смысле, бдю… Тьфу! Занимаюсь бдением? Как правильно?
– Да поняли мы. Ты следила за мангорритами, – потерял терпение Хельги. – Давай дальше!
– Я и говорю. Сижу, и вдруг вижу: свет! Шагах в пятидесяти от лагеря. Голубоватое сияние, как будто кто-то демона вызывает. Но ни пентаграммы, ни других причиндалов не видно, только свечение. А потом внутри образовалось нечто темное, зловещее, устрашающее! Я, понятно, поползла посмотреть.
Орвуд ухмыльнулся в бороду: «Да уж кто бы сомневался!»
Сильфида его иронию проигнорировала, продолжила рассказ:
– Подползаю и вижу: труп! Так сперва показалась. Потом пригляделась – Силы Великие! Не труп, а Макс! Собственной персоной! Лежит полуголый и дрыхнет! Я чуть ни заорала! Чудом удержалась. Будю его… тьфу! Вот заклинило! Бужу, а он не просыпается. В песок зарылся, как боров, бурчит что-то и не встает! Насилу растолкала! С ума сойти!..
– Объясните кто-нибудь, почему я опять здесь?! – взмолился Макс, воспользовавшись паузой в монологе девицы. И пригрозил: – Не то и правда с ума сойду!
Объяснение нашлось быстро. Хельги спросил про дудку.
– Должна быть в кейсе, – вспомнил Макс. Стал искать – не нашел.
– Все ясно, – заключил демон. – Мангорриты утянули свой артефакт назад и тебя заодно прихватили. Хочешь, верну на место?
Но на этот раз Макс торопиться с ответом не стал. А когда выяснил, что под словом «место» грозный и могучий демон подразумевает не седьмой вагон поезда Москва – Санкт-Петербург, а планету Земля в целом, то и вовсе отказался. Представил, как стоит где-нибудь в чистом поле, одинокий и несчастный, одетый в огромный, дикий Рагнаров тулуп поверх того, в чем спал, без денег и документов (как на грех, паспорт и кредитка остались в кармане куртки, пресловутый кейс содержал лишь финансовые отчёты и договоры) и решил задержаться. По крайней мере, до тех пор, пока не раздобудет что-нибудь поприличнее из одежды.
Ознакомительная версия.
