– Он восстанавливается, – сказал доктор. – Операция прошла… – он вздохнул. Он выглядел таким же усталым, как любая из женщин Карпентеров, – как ожидалось. Даже лучше, на самом деле. Я не хочу делать никаких заявлений по этому поводу, но, кажется, он стабилен, и, предполагая, что не будет никаких осложнений в следующие часа два, я думаю, что он выкарабкается.
Черити закусила губу. Молли обняла мать.
– Спасибо, Доктор, – прошептала Черити.
Доктор устало улыбнулся.
– Вы должны понять, что … раны были весьма обширны. Маловероятно, что он будет в состоянии полностью выздороветь от них. Возможно повреждение головного мозга, мы не знаем этого, пока он не проснется. Но даже если это не проблема, другие травмы очень серьезны. Он будет нуждаться в помощи, возможно, на всю оставшуюся жизнь.
Черити спокойно кивнула.
– У него будет помощь.
– Да, верно, – сказала Молли.
– Когда я смогу увидеть его? – спросила Черити.
– Мы поднимем его часа через два, – сказал доктор.
Я откашлялся.
– Извините меня, Доктор. Он будет на искусственном дыхании?
– В настоящее время, да, – сказал доктор.
Я кивнул.
– Спасибо.
Доктор кивнул нам, и Черити снова поблагодарила его. Он ушел.
– Хорошо, кузнечик, – сказал я. – У нас есть время, чтобы убраться.
– Но они собираются поднимать его… О! – сказала Молли удрученно. – Искусственное дыхание.
– Ну, это лучше, чем никаких шансов, а? – спросил я ее.
– Все в порядке, ребенок, – сказала Черити спокойно. – Я позвоню домой, как только он проснется.
Они крепко обнялись. И мы с Молли пошли.
– Да, – сказала Молли очень усталым голосом. – Я сделала ту домашнюю работу.
Я тоже чувствовал себя усталым.
– И?
Она кивнула и утомленно улыбнулась мне.
– Карл Великий.
В небольшой жилой комнате было четверо Стражей, все седые ветераны, двое молодых участников на кухне, и я был уверен, что есть еще по крайней мере двое на улице, несущие охрану под завесой. Когда я вошел в кухонную дверь, один из молодых Стражей удивленным тоном спросил у меня пароль. Я вежливо сказал ему, что он должен делать, и спросил его, где может быть Люччио.
– Это анатомически маловероятно, – ответил молодой человек с британским акцентом. Он налил вторую чашку дымящегося чая и сказал, – Пейте. Я сообщу ей, что Вы здесь.
– Спасибо.
Люччио появилась через несколько минут. Я потягивал чай, сидя за столом Мёрфи.
– Освободите комнату, пожалуйста, Чендлер, Костикос.
Молодые мужчины вымелись в жилую комнату, вежливая иллюзия, на самом деле. Дом был слишком маленьким, чтобы хоть как-то обеспечить приватность.
Люччио налила себе чашку чая и села напротив меня.
Я почувствовал, что мои плечи немного напряглись. Я вынудил себя сидеть тихо и отхлебнул глоток чая.
– Нам нужно поговорить, – сказала Люччио спокойно, – об Архиве.
– Ее зовут Ива, – сказал я.
Она нахмурилась.
– Я очень беспокоюсь, Гарри. Из-за твоей личной близости с нею. Это опасно.
Я поднял брови.
– Опасно? Я в опасности, потому что воспринимаю ее, как реального человека?
Люччио скривилась, как будто попробовала что-то горькое.
– Откровенно? Да.
Я подумал о том, что надо бы быть дипломатическим и вежливым. Честно, я в самом деле так подумал. Но в то время, как я думал об этом, я случайно задел кнопку, которая переводит мой язык в режим автопилота, потому что он сказал:
– Это – куча дерьма, Капитан, и Вы знаете это.
Выражение ее лица осталось тем же, но все ее внимание сосредоточилось на мне.
– Что – это?
– Да. Она – ребенок. Она одинока. Она не какая-то компьютерная база данных, и это жестоко – рассматривать ее так.
– Да, – сказала Люччио прямо. – Жестоко. И это – самый безопасный способ иметь с нею дело.
– Самый безопасный для кого? – потребовал я.
Люччио сделала глоток чая.
– Для всех.
Я хмуро уставился в свою чашку.
– Объясни мне.
– Архив … существовал в течение долгого времени. И всегда передавался по семейной линии, от матери к дочери. Обычно Архив наследуется женщиной, когда она находится в возрасте лет тридцати с чем-то, когда ее умирает мать, и после того, как она родила свою собственную дочь. Несчастные случаи редки. Часть природы Архива – стремление защитить себя, потребность избегать людей, контакты с которыми связаны с риском. И учитывая имеющиеся у нее обширные знания, Архив очень хорошо приспособлена для ухода от опасных ситуаций. И, если они все-таки возникают, сила, доступная Архиву, гарантирует ее выживание. Чрезвычайно редко хозяин Архива умирает молодым.
– Продолжай, – проворчал я.
– Когда Архив передают … Гарри, попытайся представить, вот ты живешь своей жизнью, со всеми ее триумфами и трагедиями – и внезапно оказываешься со вторым набором воспоминаний, каждым кусочком столь же реальных для тебя, как и твои собственные. Второй набор страданий, любовей, триумфов, потерь. И все они реальны, как твои собственные. А потом такие же третьи. И четвертые. И пятые. И еще и еще. Прекрасная память, абсолютные воспоминания каждого Архива, которые были до тебя. Пять тысяч лет памяти.
Я аж прикрыл глаза.
– Адские колокола. Это было бы …
– Путь в безумие, – сказала Люччио. – Да. И это обычно так. Есть причина, что рассказы о многих предсказателях и оракулах представляют их как бы сумасшедшими. Пифия, например, как и многие, многие другие, просто была Архивом, она использовала свои обширные знания прошлого, чтобы построить модели, по которым можно предсказать самое вероятное будущее. Она была сумасшедшей – но также она была Архивом.
– В виде защиты, Архивы начали эмоционально дистанцироваться от других людей,. Они рассуждали так: если они могли бы прекратить добавлять вес новых сроков опыта и горя к уже огромному бремени такого большого знания, это могло бы позволить им лучше функционировать. И это правда так. Есть причины, почему хозяин Архива держится эмоционально отдаленным, – потому что иначе страсти, предубеждения, ненависть и ревность предыдущих тысячелетий просто захлестнули бы единственное существо.
– Обычно, у Архива бывает своя собственная жизнь, опыт которой можно использовать, чтобы изолировать ее от всех этих других эмоций и воспоминаний, основание, которое можно противопоставить им.
Я внезапно сообразил.
– Но у Ивы не было этого.
– У Ивы не было, – согласилась Люччио. – Ее бабушка погибла в результате несчастного случая, автомобильная катастрофа, насколько мне известно. Ее мать была семнадцатилетней девочкой, которая любила, и была беременна. Она ненавидела свою мать за то, что та умерла и передала ей это проклятие нести Архив, в то время, как она хотела жить своей собственной жизнью – и она ненавидела дочь за то, что у той впереди целая свободная жизнь. Мать Ивы убила себя, чтобы не нести Архив.
