Море подсолнухов на ближайшем лугу золотилось в сияние дня. Приятно журчала вода. В речке уже плавало несколько выброшенных Розой с моста венков. Они не тонули, а стремительно неслись по течению. Моим водоемам не нужны ни дамбы, ни плотины. Река никогда не выйдет из берегов.
-- Ты царица, - подумал я, смотря на Розу и, кажется, повторил это шепотом. - У меня никогда не было царицы, но я отдал трон тебе. Всем отверженным, проклятым и проказливым, волшебным созданиям тоже нужна коронованная госпожа.
В вересковой пустоши чей-то смех зазвенел, как колокольчик. Кто-то был обрадован моим решением. Роза улыбнулась и помахала рукой каким-то созданиям, промелькнувшем среди вересковых цветов.
Я вспомнил, что ранним утром она нашла на распутье брошенный башмак, в котором поселились крошечные эльфы. Роза проявила заботливость и спрятала его в цветах вереска, там, где ни мои кони, ни мой экипаж не сможет случайно растоптать миниатюрное жилище. Роза даже не поленилась заштопать дырочки на башмачке и теперь у нее появились благодарные друзья.
Мне понравилось целый день бродить по луговинам и полям, чувствовать, как спелые колосья щекочут отвороты сапог, как пригибается к земле клевер. Я прилег и чуть было не заснул на лугу. Здесь было гораздо спокойнее и приятнее, чем в замке среди полуживых статуй, летучих мышей, портретов, как будто подглядывающих за моими действиями и спорящих между собой иждивенцев. Винсент очень любил запугивать Ройса армией, что становилось причиной частых жалоб, шумихи и ссор. Однако, как только я припугнул Ройса, что если он не прекратит ругаться и причитать, то я отправлю его в семинарию, все скандалы тотчас прекратились. Ройс предпочел помалкивать, а Винсент оказался слишком совестливым для того, чтобы нарочно загонять парнишку в одно из тех мест, которому, как известно, все злые духи предпочли бы костер.
По крайней мере, на ближайшее время дискуссии прекратились. Винсент молча, но бдительно следил за Ройсом во избежание новых попыток к шалостям или воровству. Ройс так же в полном молчании вычищал стойла, натирал до блеска медную утварь, по ночам аккуратно чистил туфельки моих волшебных слуг и только изредка начинал причитать о том, что во всех его несчастиях виновата роковая встреча с монсеньером драконом.
Я смеялся, вспоминая его бормотания и моему смеху вторил стрекот кузнечиков в высокой, не скошенной траве. Вместо эха раздавался мягкий шелест крыльев райских птиц. Стоило только представить, как Ройс, терпящий тяготы муштры и уборки в казармах, вдруг начинает громким шепотом посылать проклятия в адрес дракона и всех его прислужников и меня начинал разбирать беззаботный смех. Наверное, такого солдата сочли бы сумасшедшим, но с другой стороны будучи сержантом и размахивая какой-нибудь грамотой подтверждающей то, что его полк защищен от нападений со стороны дьявола, Ройс смог бы убедить многих в своей значимости. Пусть пока остается в замке, решил я. Роза права, лишний слуга никогда не помешает, особенно если временами он способен становиться молчаливым и безропотным.
Роза, невеста дракона, супруга императора, кто, взглянув на эту кокетливую неукротимую и необычайно красивую шалунью, смог бы сказать, что она столько пережила. Лишь посмотрев на Розу, целующуюся в склепе со статуями ангелов, можно было предположить, что ей знакомо колдовство и не чужды запретные тайны.
Чтобы без помех вести свои записи я взломал дверь в заброшенной башне. Она находилась не так далеко от замка, но вокруг нее не зверствовал мороз, а простирались вечно зеленые, как джунгли леса. Благоухала сирень, журчала вода в недалеком роднике. По каменным стенам ползли лианы и вьюнки, и от этого старая башня напоминала иллюстрацию из волшебной сказки. Я разводил огонь в камине на самом верху, раскладывал на столе свои хроники и чистые листы бумаги, которые еще предстояло заполнить. Ползущие по стене плетни роз добирались до моего окна, с каждым днем разрастались все сильней, и однажды придя в башню, я заметил, что колючие ветки с красными и белыми цветами уже добрались до моего стола и наполняют комнату сладким, божественным ароматом.
Я никогда не говорил Розе, что записываю историю своей жизни, но иногда представлял, как она, шурша платьем, поднимется по спиральной лестнице, встанет за резной спинкой стула и, заглянув в рукопись через мое плечо, начнет делать исправления или давать советы.
К тому же, мне было стыдно признаться ей в том, что я выплеснул все свои чувства и мысли на бумагу, запросто признался во всех своих преступлениях и готов поставить под признаниями свою подпись и гербовую печать. Возможно, если бы мое избранное общество узнало о том, что я вопреки мной же установленным законам пишу целую исповедь и надеюсь, что когда-нибудь еще неизвестный нам начинающий чародей найдет ее и прочтет, то нашелся бы очередной смельчак вроде Камиля, готовый поднять восстание. Я тешил себя мыслью, что какого-нибудь злополучного юнца, направляющего стопы в школу чернокнижия мое письменное признание либо вдохновит, либо заставит свернуть с преступного пути. Не у каждого отчаянного храбреца возникло бы желание пройти через все то, через что прошел я. Я очертя голову кидался в приключения, не сулившие ничего хорошего, но жалеть о погоне за недостижимым мне не пришлось. Не рискнув жизнью, я бы не стал императором. Не став прекрасным демоническим созданием, я бы не смог покорить Розу. Не знаю как бы рассудил другой на моем месте, но по-моему встреча с Розой стоила того, чтобы ради нее сотни лет терпеть дракона внутри себя.
Откажись я от участи чародея и, возможно, не смог бы дожить до того волшебного мига, когда принцесса и демон встретились на балу. Утратив мою вечно юную оболочку, дракон бы вырвался наружу и стал бы крушить все по своему желанию. Умри я еще человеком и, скорее всего, в момент смерти тень за моими плечами обрела бы плоть, кровь и огненное дыхание, но я был жив, а дракон приручен. Дракон - моя ужасающая половина, мой порок и мое могущество. Он был и остался неотделимым от меня, и, в конце концов, покорился мне. Лишь иногда я чувствовал, как внутри меня пытается восстать демон, как боль пронзает сердце, словно чьи-то золотые когти, как сводит живот от вспышки внутреннего негасимого огня. Пламенная кровь ежеминутно растекалась по венам, кровь дракона, способная подарить вечную юность. Привычным жестом я откинул волосы со лба и взглянул на свое отражение в оконном стекле. Я никогда не изменюсь. Это отражение гораздо более долговечно, чем портрет, миниатюра или картинка.
Плетни роз цепко обвили стол. Я писал, а вокруг, сложенной аккуратной стопкой бумаги, вился и разрастался живой венок из пышных ароматных цветов. Ветерок доносил сквозь приоткрытое окно благоухание яблоневого цвета. Я слышал, как вода неслась по стремнине реки, как непрерывно стучали молоточки гномов под землей, как осторожно ступали по тропинкам лоси. Где-то стремительно пронеслась лань, задела ветку клена и несколько фигурных листов почти беззвучно упали на дорожку, но я улавливал каждый звук. Все шорохи и шелесты ночи были для меня легко различимы. Если бы кто-то вздумал пусть даже шепотом переговариваться о чем-то в моем лесу, то я легко мог расслышать слова разговора. Даже сидя высоко в башне, я ощущал себя полновластным правителем моей империи.
