Остальные велиморцы, возглавляемые вождём, перестроились и по-прежнему молча, без боевого клича и труб, широким серпом понеслись на разбойников, выбравшихся из нагромождения скал. Те частью успели сесть в сёдла, частью не успели. Но это ничего не изменило. От разящего серпа не ушёл ни пеший, ни конный. Половину, не меньше, смело первым же свирепым ударом. Стих жуткий треск ломающихся двухвершковых оскепищ, и в ход пошли мечи. Велиморцы неотвратимо теснили разбойников, явно намереваясь прижать их к отвесной каменной круче и истребить без остатка. Люди Жадобы отбивались что было сил, но участь их была решена. Те из велиморцев, кому не хватило места в передних рядах, останавливали выученных коней, забирались им на крупы и вытаскивали из налучей луки, стреляя через головы товарищей. Разбойники один за другим вываливались из сёдел, и тех, кто падал ещё живым, насмерть затаптывали в толчее.
Молодой предводитель почти сразу отбросил щит и бился в-обе-ручь, рубя и расшвыривая врагов. Сеча вокруг него кипела вдвое ожесточённей, чем в других местах. Золотой жеребец бил копытами и люто кусался. Грудь и бока его оплетала стальная кольчуга. С горы было хорошо видно, как Винитар схлестнулся с рослым всадником на крупном молочно-белом коне. Оружие и одежда у этого человека были заметно богаче, чем у остальных, но сражался он довольно неловко, особенно для главаря. Так, словно не вполне доверял попорченной когда-то правой руке. Винитар легко отбил его меч, между тем как злой Санайгау рванул соперника зубами за плечо. Белый конь отчаянно заржал и рванулся, силясь проложить себе путь в тесноте. Это ему удалось, и лошади почти разминулись, когда Винитар всем телом развернулся в седле, ложась на круп жеребца, и знаменитый разбойник перестал быть. То, что потащил дальше обезумевший конь, уже не было не то что Жадобой – даже и просто человеческим телом. Запутавшись в стременах расшитыми сапогами, по разные стороны седла свисали два куска бесформенной плоти.
Кое-кто из его людей с отчаяния попытался уйти по каменному откосу. Им дали проползти несколько саженей, после чего сняли считанными стрелами. Велиморцы не давали пощады. Шайка, пять лет грабившая на лесных дорогах, погибала под стеной Ограждающих гор. Вся целиком. Лучезаровичи тоже хотели участвовать в разгроме, но воины кунса Винитара в помощниках не нуждались.
Беглецы и проводник следили за ходом сражения, стоя на горной тропе примерно в полутора верстах от дерущихся. Когда стало ясно, чем кончится дело, Лихослав обратился к горцу. Телохранитель не знал языка и попросту указал пальцем на кнесинку, потом вниз. В ответ на его вопросительный взгляд ичендар отрицательно помотал головой и ткнул рукой вверх и вперёд. Знатная гостья и её спутники должны были сперва предстать перед вождём.
Лихослав осторожно тронул за плечо кнесинку, обессиленно привалившуюся к камню:
– Пойдём, госпожа.
Она посмотрела на него отсутствующими глазами и попыталась шагнуть, но не смогла и начала оседать наземь. Лихослав поднял её, устроил поудобнее на руках и бережно понес вверх по горной тропе.
Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье
Могучий и грозный, украшенный мудростью Бог.
«Иди, – он сказал, – и убей Сигомала в сраженье.
Давно ожидает его мой небесный чертог!»
Свела их назавтра друг с другом судьба боевая,
И видит Комгал, что достойней соперника нет;
Людей, Сигомалу подобных, немного бывает:
В одном поколенье второй не родится на свет.
Рубились герои… Комгал, поскользнувшись, на землю
Коленом припал… Вот сейчас голова полетит!
Сказал Сигомал: «Я победы такой не приемлю!»
И подал ему, наклонившись, оброненный щит.
И надо б разить, исполняя небесную волю!..
Но в самый решительный миг задрожала рука:
Комгал поклонился герою средь бранного поля
И прочь отступил, покорён благородством врага.
Бог Воинов грозный явился ничтожному Дагу
И тоже убить Сигомала ему повелел:
«Хоть раз прояви, малодушный, мужскую отвагу!
Давно ожидает его мой надзвёздный предел!»
Не смея ослушаться, Даг устремился в дорогу
И выследил воина – тот был с любимой вдвоём.
И пал Сигомал на ступени родного порога,
Рукою трусливой сражён, вероломным копьём.
Что ж дальше? А вот что. В небесном чертоге пируют
Комгал с Сигомалом, и пенистый мёд не горчит.
А трус и предатель – досталась награда холую! —
Скорбит за оградой, в сырой и холодной ночи…
14. Кровный враг
Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком…
Серый Пёс висит на стене, распятый железными гвоздями, забитыми куда попало в руки и тело. Прямо перед ним, на противоположной стене, сплетается невероятным узором, пылает драгоценным огнём искрящаяся самоцветная жила. Странно. Насколько он помнит рудник, самоцветные камни, попадавшие под кирку, больше напоминали простые бурые желваки. Требовался очень опытный глаз, чтобы распознать живую радугу недр, затаившуюся внутри. Лишь изредка, может, раз в год, проходчики вламывались в этакие каменные пузыри, сплошь усеянные изнутри переливчатыми щётками гранёных кристаллов. Большинство из них безжалостно обкалывали на продажу, но некоторые всё же оставляли ради их красоты. Кое-кто к тому же считал, будто серый порошок в них действовал по-особенному. Серый Пёс мельком, издали, видел две или три такие пещеры. И однажды задумался: да как может быть, чтобы чудесные камни, улыбка и диво подземелий, мало что приносили добывавшим их людям, кроме горя и слёз?.. Но это по молодости. Очень скоро он перестал удивляться. Ибо понял: какое там камни! – слезами и кровью оборачивались даже учения вдохновенных пророков, проповедовавших Добро и Любовь. Одни люди страдали и гибли ради этих учений. Другие ради них убивали. А иногда и не другие – убивали те же самые, не понаслышке знавшие неволю и муки за веру…
Чадящее пламя вспыхивает и мерцает, мутный свет дробится на каменных гранях, разлетаясь неожиданно пронзительными, чистыми искрами. Искры впиваются в распятое тело, причиняя новую боль…
– Ме-е-еч!.. Ему обещали вернуть ме-е-еч…
Так кричат только под пыткой, когда умирают упрямство и гордость и человек говорит, говорит взахлёб, готовый выдавать и предавать без конца. Волкодав тускло подумал о том, что каторга вроде бы кончилась. И после освобождения, кажется, даже успело что-то произойти. Но тогда почему?.. И о каком мече говорят?..
Человек снова закричал, завыл уже без слов. Волкодав ощутил, что лежит на земле, и голова его покоится на тёплых женских коленях. Без сомнения, это была его мать, каким-то образом спасшаяся во время набега. Он захотел посмотреть на неё, приоткрыл глаза и увидел воительницу Эртан. Девушка держала возле его ноздрей пушистое пёрышко. Так проверяют, дышит человек или умер. Другой рукой Эртан прикрывала пёрышко от ветра. Держась коготками за пальцы Эртан, в лицо Волкодаву озабоченно заглядывал Мыш.
Венн приоткрыл глаза всего на мгновение и сразу зажмурился, потому что из-под век потекли слёзы. Дышащий морозом ледник и беспощадное солнце, грозящее выжечь глаза… Когда ему бывало по-настоящему худо, любой свет ранил, как то жестокое солнце.
