— Не знаю… Он три нуля пятый! Какой-то агрегат собирает, вечный двигатель.
— Он давно здесь?
— Полгода… Ты и его знаешь? — он снова что-то заподозрил.
— Позови сюда.
— Сюда?! — изумился Кошкин. — Да он не пойдёт! Он же с тремя нулями! С ними даже разговаривать нельзя!
— Шепни на ухо: академик зовёт.
Тот недоверчиво пожал плечами, однако стал спускаться вниз. И едва голова его скрылась, Дара вернула Насадному талисман, сказала озабоченно:
— Будь осторожнее с ним. Не доверяй.
— Я его знаю, видел в деле. Дерзкий парень!
— Здесь никому нельзя доверять. Ты знал другого человека.
Ждать пришлось несколько тревожных, напряжённых минут: Ковальчук мог не выйти, дать сигнал охране, так что академик держал под прицелом не пролом замурованного бокса, а вход в катакомбы. Наконец, задрожала стальная лестница и над дырой медленно вырос соавтор «Разряда», за ним поднимался Кошкин.
— Где он? — спросил Ковальчук, вертя головой. — В рот пароход!..
— Я здесь, — Насадный выступил из-за укрытия, опуская ствол автомата. — Ну, здорово были, пропащий!
Кажется, он был рад встрече, по крайней мере, раскинул руки, словно обнять хотел, и не смутился даже при виде оружия.
— Академик?! Ну, полный звездец! Откуда ты?
Тот знаком подозвал Кошкина и велел запереть изнутри входные ворота в штольню, после чего вытащил лестницу из пролома и выключил теплодув.
— Вот теперь поговорим.
Ковальчук несколько увял, нарочитая радость встречи медленно переросла в напряжённое ожидание.
— Абзац… Не слабо для начала.
— Что же ты не явился орден получать? Высшую награду Родины?
— Не за награды работали, Святослав Людвигович…
— А тут тоже за светлое будущее? Или за белое?
— За бабки, академик. За хорошие бабки. Времена другие, мать их…
— Где же тебя братья откопали-то? Всесоюзный розыск был, но награда так и не нашла героя…
— Плохо искали, — натянуто усмехнулся Ковальчук. — Братья Беленькие так сразу нашли… Ты-то какими судьбами здесь?
— Приехал взглянуть на своё детище.
— С автоматом?
— Времена такие, мать их… «Разряд» смонтировал?
— В линию собрал, — осторожно признался он. — И запустил… Ты там такого нагородил, а технической документации не оставил. Подбираю оптимальные режимы…
— Я помогу, — серьёзно пообещал Насадный. — Хорошо, что в линию собрал, мне меньше работы…
Ковальчук присел на край платформы с теплодувом.
— Ты же не за этим приехал. Скорее, наоборот… И хочешь, чтоб я тебе помог?
— Правильно, как соавтор!
Он посмотрел с сожалением, словно на больного с тяжёлым и неотвратимым диагнозом.
— И рука поднимется?
— Сейчас увидишь. Спускайся вниз, — академик сбросил лестницу в пролом. — Я за тобой.
Томский чудотворец не двинулся с места, взглянул исподлобья.
— Я не принадлежу к этому полудурочному братству, — тяжело произнёс он, — вольнонаёмный, свободный художник. И не упёртый, как они.
— Тем более! Значит, всё понимаешь.
Он возбуждённо вскочил, но тут же сел.
— В восемьдесят седьмом от нищеты я стал челночить, в Польшу ездил по чужим документам, сковородками и утюгами торговал, назад тряпьё возил… Там на меня и вышли эти люди… В общем, не знаю, на кого работал, но за два года получил столько, что в девяностом купил замок в Чехии, восемнадцатый век. В Штаты звали — не поехал, не нравится, здесь хоть славяне живут… И сделал им примитивную хреновину бурить шахтные стволы электроимпульсным способом! Никак не мог привыкнуть, всё казалось, дурные деньги… А ты что заработал, академик? За всю жизнь? Как оценили твой талант? Побрякушками на грудь? Памятником при жизни?
— Мы с тобой залезли в технологии будущего, — всё ещё пытался образумить его академик. — А как настоящее может использовать их? В виде оружия? И как оценить?..
Ковальчук начал медленно вставать, и в этот миг Дара выступила из-за спины Насадного.
— Не убеждай изгоя, это бессмысленно! — шагнула к нему и вскинула руку. — Ты искал счастье — я дам тебе счастье.
Томский чудотворец попятился точно так же, как недавно журналист, влип в стену штольни.
— Постой! — академик перехватил руку Дары. — Он на самом деле гений! Нельзя лишать разума настоящее! Пусть он останется…
— Чтобы служить кощеям? Нет, я исполню свой урок, Варга!
Она на миг заслонила Ковальчука, и когда отпрянула в сторону, перёд Насадным уже сидел счастливый, улыбающийся безумец…
* * *
Утонувший по брюхо вертолёт никак не мог оторваться от земли, вмёрзшее в снег шасси держало крепко, но откапывать уже не оставалось времени. Белый непроглядный вихрь, поднятый винтами, заслонил и так серенький угасающий день: в это время на Таймыре уже не гасли яркие звёзды. Дара раскачивала машину на амортизаторах, давала превышенные обороты двигателя, опасно манипулируя ручкой шаг-газа, норовила создать боковой крен, чтобы вырваться из плена — вертолёт оставался на месте, словно приросший к арене цирка.
— Бью по колёсам! — крикнул академик. — Надо убрать давление в шинах!
— Давай! Сбавляю обороты!
Насадный приоткрыл дверцу и наугад расстрелял оба передних колеса, потом свесившись, левое заднее, и когда перевёл ствол к правому, вдруг увидел Кошкина, обхватившего стойку шасси.
— Взлетай! — немо орал бывший пилот, и, уперевшись в снег, пытался оторвать машину. — Полный газ!
Или что-то другое, но в тот миг ему почудились именно эти слова, считанные с движения губ.
Со всех сторон к недостроенному цирку неслись призрачные фигуры с ружьями.
— Взлетай! — повторил он команду, наклонясь к розовому уху Дары. — Полный газ!
Она резко увеличила обороты, но машина оставалась на месте, словно привязанная! Стрелка тахометра ушла в красный сектор, несколько секунд вертолёт натужно тянулся вверх, словно увязшая на липучке муха, и в этот момент Насадный ощутил подземный толчок, всколыхнувший Астроблему. Машина оторвалась внезапно, прыгнув вверх на сотню метров, так что Насадный ощутил на себе всю тяжесть космической перегрузки. Кровью налилось лицо, перекосило рот и красные сполохи заплясали перед глазами. Но, оглянувшись на Дару, он увидел её лицо!
Она была неземная женщина, ибо не могла переносить её притяжения и перегрузок. Он увидел искажённый, размытый, обезображенный образ, и именно он накрепко запечатлелся в сознании. Через мгновение, когда машина прекратила стремительный взлёт, лик её снова засветился.
— Мы взлетели! Я оторвала машину! — голос её был ещё искажённым в переговорном устройстве, но она уже полностью владела собой.
