Это прозвучало бы для меня очень трагично, если бы слова не прерывались поцелуями.
Солнышко, ведь ты могла бы уделить ему хотя бы несколько мгновений внимания. Веди именно за ним я и отправился в Монтарно. Представляешь, все мои приключения и начались с этого. Он стал причиной того, что я не мог увидеть тебя столько времени. Помню, когда я вынул камень из кармана, и начал рассеяно его разглядывать, у Иджина глаза стали его копией: такие же огромные и черные.
— Где ты его взял? — спросил он.
— Да так, по дороге попался, — все, что и оставалось мне ответить.
Помню, как Иджин смотрел на меня, согнувшегося пополам от смеха и не могущего произнести не слова, когда он сообщил мне, что это за камень.
А ты его сразу под подушку.
Вид у Янианны вдруг стал очень мечтательным, и она сказала:
— На днях прибудет посольство из Скардара во главе с Золотым Рогом.
— Не понял, с кем во главе? — озадачился я.
— С Золотым Рогом, Артуа. Говорят, потрясающий мужчина. И мне так хочется его увидеть.
После этих слов Яна приняла еще более мечтательный вид.
— Знаю я его — только и оставалось, что небрежно заявить мне. — Мы с ним на одном корабле шли.
— Какой он? — глаза у Яны горели неподдельным интересом.
— Он? Он… Вид его ужасен, а лик его прекрасен — вовремя всплыло в голове — Самые красивые женщины Вселенной падают в обморок, лишь только он дотронется до них.
Я встал, накинул халат. Нет, я не стеснялся своего тела, еще чего. Причиной тому были два немаловажных обстоятельства. Во-первых, был у меня еще один шрам на правом плече, который мне удалось удачно скрыть от Яны.
И главное, сейчас мне предстоит сделать очень важное заявление.
Я подошел к столу, на котором лежал мой пояс, и вынул из ножен кинжал. Кинжал имел форму, похожую на коготь, а рукоятка его была выполнена в виде головы дракона. Назывался кинжал Дерториером, что переводилось как "драконий коготь", и он служил символом власти правителя Скардара. Само слово Дерториер на имперском имело легкое созвучие со словами "Золотой рог". Вот только не нравилось мне почему-то, что именно с рогами.
Подойдя к темному окну, я посмотрел сквозь него задумчивым взором.
— Признаюсь, Янианна, я и есть правитель Скардара. — голос мой был суров и печален. — Как ты поняла, прибыл я сюда инкогнито, чтобы самому выведать все военные секреты Империи, все ее тайны и слабости. А потом — произнес я с тяжелым вздохом — потом, я пойду на тебя войной.
Весь мой вид говорил о том, что мне очень не хочется этого делать, совсем не хочется, но избежать войны не удастся.
Янианна чуть изменила позу, провела рукой по легкому покрывалу, прикрывающему ее, и произошло чудо — покрывало исчезло. Нет, оно никуда не делось, но перестало хоть что-либо скрывать.
— Пойди на меня войной, Артуа, очень тебя прошу — голосок Яны при этом звучал очень жалобно. — Я так люблю, когда ты на меня ходишь войной…
Затем интонации ее голоса изменились, и стал он звучать весьма злорадно:
— В последнее время это так редко бывает. Раз в девять месяцев!
Конечно же, я пошел на нее войной. Вот только блицкрига не было. Не было, потому что блицкриг на такой войне, он даже не сродни поражению, а гораздо, гораздо хуже.
И снова мы лежали, обнявшись так тесно, что, казалось, были созданы из единого целого. И снова я прислушивался к ее дыханию, и снова мне хотелось, чтобы такое продолжалось вечно.
— Нет, теперь я тебя никогда и никуда не отпущу — прошептала Яна, прижавшись ко мне еще теснее, так, что я даже испугался, что ей станет больно.
— Конечно любимая, теперь мы никогда не расстанемся — заявил я. — Ведь я приехал, чтобы забрать тебя с собой…
Спасибо тебе любимая, за эти испуганные глаза, за то, что не заявила мне, отодвинувшись:
— Артуа, да ты совсем умом рехнулся, покуда шлялся неизвестно где. Куда же я от всего этого?..
Спасибо. Не нужно мне ничего, абсолютно ничего. Я хочу всего лишь вдыхать запах твоих волос, касаться кончиками пальцев твоего лица и целовать тебя, целовать… За это я отдам все на свете. Кроме чести.
Но вот и настала пора самого важного вопроса. Сейчас мое сердце колотилось не меньше, чем после первой нашей встречи, когда я все не решался спросить Янианну, встретимся ли мы снова.
Когда случилось так, что перед самой нашей свадьбой мне пришлось исчезнуть на долгие девять месяцев, Яна ждала ребенка, моего ребенка. И я до сих пор не решался спросить ее о нем, хотя изредка она поглядывала на меня как-то уж очень особенно.
Не знаю, существовал ли у династии Крондейлов, к которому принадлежала Янианна, особый дар, позволяющий определить ложь, ведь человеку проницательному такое не составит особого труда, но проклятие существовало определенно.
Вот уже несколько столетий в императорской семье всегда рождался один наследник. Нет, иногда их рождалось и больше, но выживал он всегда один. И вот теперь я боялся спросить, потому что когда Яна получила от меня письмо, она была на восьмом месяце.
А взгляд ее стал совсем уж требовательным. И я решился.
— Янианна, может быть, ты все же покажешь мне нашего ребенка — я постарался, чтобы мой голос не дрогнул и затаил дыхание в ожидании ответа.
— Наконец-то, Артуа! Я уже было подумала, что никогда этого не услышу — тут же откликнулась Яна — Пошли, я покажу тебе нашего ребенка! — и прозвучало это очень зловеще.
Я шел вслед за ней, и сердце не переставало биться значительно чаще, чем обычно. По крайней мере, он жив, пусть даже и родился уродцем. Но я буду любить его любого, ведь это мой ребенок, ведь это наш ребенок.
Шли мы недолго, детская совсем рядом от спальни императрицы, это я знал давно. Потому что мы бывали там с Яной еще до моей пропажи, и даже немного поссорились, когда решали, что должно быть в ней, а что станет лишним.
Когда мы вошли в полутемную детскую, первой моей мыслью была: у семи нянек дитя без глаза.
А всяких там нянечек и прочих сиделец хватало. Но мне было не до них, вот она, колыбелька.
Яна за руку дотащила меня до нее:
— Это наш ребенок, Артуа. Его зовут Янианной.
Доченька. Я даже не успел, как следует, рассмотреть свою кровиночку, когда Янианна подвела меня к следующей колыбели.
— Это тоже наш ребенок и его зовут Конрадом.
Сынок, думал я, чувствуя, как слабеют колени.
— И это, Артуа, наш ребенок — Алекс. Так ведь звали твоего отца?
Я сел там, где стоял, благо сзади оказался стул. Или его просто успели подставить, наблюдая за тем, как у меня подгибаются колени.
Дети, мои дети. Яночка, Конрад и Алекс. Я переводил потрясенный взор с одной колыбели на другую и все не мог сосредоточиться. Наконец, встал и подошел к колыбели с дочерью.
