– Почему его убили, я и так скажу, – пошлепал губами Ларкес. – Это список со "Слова о Короле", очень старый. Я бы даже не исключил, что перед нами оригинал.
– Продолжай.
Он вздохнул, толи – удивляясь, толи – насмешничая (несоответствие признаков эмоций напрягало):
– Это самая древняя рукопись в мире, точной датировке не поддается. Древние считали, что в "Слове о Короле" содержится вся правда о происхождении потусторонних сил, так сказать, записки демиурга. Согласно той же легенде, если "Слово" будет прочитано белым, то мир окажется в страшной опасности, но это сомнительно – рукопись совершенно непереводима. Существовало несколько старых списков, но считается, что для прочтения пригоден только оригинал.
Тут мне живо припомнилось поведение Шороха – он ведь не может читать, только воспроизвести воспоминания, связанные с конкретным предметом.
– Лет двадцать назад рукопись была объявлена национальным достоянием, но правительственным агентам не удалось выяснить, у кого конкретно она находится. Учитывая назначенную выкупную стоимость, на "Слово" началась настоящая охота, появилась масса фальшивых списков, потом к поискам подключились Искусники, и полилась кровь.
Опять Искусники! Это поразительно, как они умудряются постоянно путаться у меня под ногами. Ларкес многозначительно постучал пальцем по обложке:
– Не важно, список это или оригинал, убить могут и за то, и за другое. Пять лет назад, на пике интереса к "Слову", нападения на коллекционеров полиция смогла остановить только при помощи некромантов. Восемнадцать жертв! Я активно не рекомендую вам показывать рукопись специалистам и вообще – выражать интерес к древней литературе.
– Пофиг литературу, – я достал письмо и обертку, – тот, кто это послал, может знать имя заказчика.
Ларкесу не пришлось наводить справки, чтобы понять суть ребуса:
– Полагаю, вам нужен букинист, как-то связанный с садоводством, живущий в месте, на которое указывает комедия о Пьеро, – предположил маг-аналитик, – обратный порядок смыслов менее вероятен, так как слишком прост.
– Сделаешь – будет тебе отчет. Но собственным именем не подпишу!
– Это не существенно. Вы – образованный человек и легко соберете материал, необходимый для первичного анализа, – Ларкес в предвкушении потер руки. Что-то он слишком рано радуется! – Я приду завтра, часам к трем. В это время на улице мало народа.
– Как войдешь?
Тут он поманил меня к кладовке и показал в ней потайную дверцу, предположительно, выводящую на лестницу в подвал.
– Некоторые маги отказываются жить там, где нет запасного выхода, – хыкнул он (наверное, это обозначало смех), – но остальным, – кивок в сторону окна, за которым развлекались вояки, – знать об этом не обязательно.
Тут я был с ним совершенно согласен – не хватало еще, чтобы меня атаковали с двух сторон.
Той ночью мне приснилась река, ее могучее, неторопливое движение, зеленовато-прозрачная толща вод, холодно-влажное прикосновение потока. Она текла мимо меня и сквозь меня, это завораживало. Потом меня посетила странная идея, вероятно, навеянная алхимическими навыками: если вода настоящая, я могу попробовать ПЛЫТЬ. Все мое естество рванулось наружу и вверх, видение распалось и больше меня не беспокоило. Возможно, белого такой сон натолкнул бы на гениальное прозрение, а я, проснувшись, понял, что от столичной экзотики меня уже тошнит.
Однако кровная месть – превыше всего! Того, кто покусился на жизнь моих родственников, ждет ужасная смерть и ни один патологоанатом не скажет – от чего именно. Я старательно рассовал по карманам кульки, фунтики и крохотные шарики с ядовитым содержимым, чтобы в нужным момент быть во всеоружии. К сожалению, повод для их использования пока давали только сослуживцы.
Фелистер отчаянно не хотел снимать для моего мотоцикла нормальный охраняемый склад (знаю – дорого, оплата почасовая и ответственность придется брать на себя), а в министерском гараже оставлять агрегат было опасно – слишком много народу там ходит, слишком слабые замки и почти никакой охраны. Меня, в принципе, устраивало, что транспорт будет под рукой, но для порядка я все равно поскандалил, красочно описав творящийся у гостиницы беспредел, и обругал министерские порядки дурдомом.
В номер возвращался с чувством победителя.
Ларкес из-за шторы внимательно следил за происходящим на улице. Я подошел – армейские пытались крючком на леске сдернуть с топливного бака крышку.
– Что они там ищут?
– Не знаю, пойди, спроси. Может, они решили, что внутри – плотва!
Я захватил из столовой стеклянный графин с холодным чаем и теперь жестом пригласил Ларкеса за стол.
– Узнал что-нибудь?
Бывший координатор дернул мордой:
– Тамур Хемалис, букинист, живет на улице Мэтра Кьеберсена, того самого, что написал комедию о Пьеро, – Ларкес не надеялся на мое образование, – в доме с оранжереей на крыше. В махинациях со "Словом о Короле" замечен не был, прирабатывает переводом с языков Империи. Год назад имел проблемы со здоровьем, проще говоря, старика сильно избили. Больше ничем не примечателен.
Бинго! Белый, подвизавшийся в переводе са-ориотских пиктограмм, вполне способен называть себя "ничтожным мастером зеркал" – эти ненормальные имперцы даже пишут справа налево.
– Едем!
– Сейчас?
– Нет, сначала надо тебя немного замаскировать. Больно уж физиономия у тебя запоминающаяся.
Он занервничал.
– Каким образом?
– Это просто. Ты в театре когда-нибудь был?
Я заманил Ларкеса в прихожую, к зеркалу, и принялся корчить рожи:
– Сделай вот та-а-ак!
– Не буду!! – обиделся он. – Так я стану похож на армейского спеца.
– В этом вся соль! Если что-то случится, скажут, что виноваты они.
Под таким соусом идея понравилась Ларкесу больше, мы проторчали в прихожей весь вечер, отрабатывая три основных выражения: высокомерное презрение, задумчивую отрешенность и мрачную усмешку.
– А теперь самое главное: если какой-нибудь человек лезет к тебе с глупостями, ты говоришь вот так "ш-што?", а дальше подключаюсь я и решаю все вопросы.
"Ш-што" далось Ларкесу труднее всего, поскольку двигать приходилось только одной бровью.
– Ладно, иди домой, тренируйся! Завтра встретимся около вокзала. К букинисту поедем часа в три.
Выражение "ш-што" получилось у Ларкеса само собой:
– Вы представляете, что творится на улице в это время? Особенно на солнце.
– Если быстро ехать, будет прохладнее. Главное – свидетелей меньше.
На этом и расстались. Ларкес уходил задумчиво-отрешенный. Наверное, пытался понять, не слишком ли дорого ему обходятся распоряжения начальства. На мой взгляд, в ситуации с отчетом он сильно продешевил.
