— Сейчас она спит. Или лежит без сознания. Глядя на неё, точно не скажешь. Она вся бледная, даже посерела как-то.
— В любом случае, хорошо. Кровь, пролитая на башне, даёт ей право на покой.
Иста перебирала ворох платьев. Льняная рубаха цвета свежих сливок, украшенная тончайшим шитьём, на вид была достаточно короткой, чтобы не путаться в ней ногами. Изящное платье, вышитое сверкающими белыми нитями, от которых подол делался тяжелее, совершенно очевидно, было нарядом для празднования Дня Бастарда. Неизвестная вышивальщица пустила по его краю очаровательную вереницу крошечных переплетающихся мышей и воронов.
— Замечательно, — пробормотала Иста, беря платье в руки. Она заметила, что снежинка с левой ладони исчезла, хотя холодное ощущение на коже осталось.
— Миледи… а вам не кажется это некоторой провокацией — отправиться в руки кватернианцев, одетой в цвет Бастарда?
Иста мрачно улыбнулась:
— Пусть они так считают. Думаю, настоящее значение этого им не разгадать. Нужно поторопиться. Завяжи, пожалуйста, ленты на спине потуже.
Лисе подчинилась, стянув ей изящную талию. Иста надела платье, встряхнула широкими рукавами и сколола ткань под грудью серебряной аметистовой траурной брошью. Значение этой фамильной ценности, с тех пор как она вступила во владение ею, изменилось раз десять. Все старые беды, которые она символизировала до этого, полностью исчезли прошлой ночью. Теперь Иста носила её, предаваясь горькой скорби о Эрисе и о тех, кто отправился с ним. В этот час всё в ней должно быть по-новому.
— Теперь волосы, — сказала она, усаживаясь на скамеечку. — Главное — быстро и аккуратно. Не хочу быть похожей на безумную, повалявшуюся под забором, или на стог сена после удара молнией. — Она улыбнулась, вспомнив. — Заплети их в косу.
Лисе напряжённо сглотнула и начала расчёсывать пряди. И произнесла в четвёртый, а то и в пятый раз после того, как они спустились в башни:
— Мне очень хочется, чтобы вы взяли меня с собой.
— Нет, — с сожалением ответила Иста. — В обычной ситуации безопаснее быть служанкой ценного заложника, чем оставаться в рассыпающейся на глазах крепости, вот-вот готовой сдаться. Но если мне не удастся сделать то, что я намереваюсь сделать, Джоэн сделает из тебя пищу для демонов, заберёт себе твой разум, воспоминания и отвагу. Или заменит тобой магов-рабов, которых Эрис убил прошлой ночью, и приставит ко мне не как служанку, а как стражника. А то устроит ещё что похуже.
Если Исте удастся… она понятия не имела, что случится потом. Святые не менее восприимчивы к оружию, чем маги, как доказала её предшественница из Раумы.
— А что может быть хуже? — длинные движения расчёской прекратились. — Думаете, она уже поработила Фойкса и его медвежонка?
— Через час я это узнаю.
Что может быть хуже, если Лисе попадёт в руки Джоэн, — вдруг пришло в голову Исте. Это будет совершенный, жуткий союз двух сердец: скормить Лисе медведю Фойкса и позволить чувствам Фойкса свести его с ума от ужаса и печали, когда их души воссоединятся… Потом она задумалась, чей ум чернее и изощрённее: Джоэн, чтобы сделать такое, или её собственный, чтобы подумать так о Джоэн. Похоже, я всё же не очень-то приятный человек.
Это хорошо.
— Тут есть несколько белых лент. Вплести их?
— Да, пожалуйста. — Сзади послышался знакомый приятный шорох заплетаемой косы. — Если у тебя будет шанс, я хочу, чтобы ты сбежала. Это теперь твой первостепенный долг передо мной, мой курьер. Донести всё то, что произошло здесь, несмотря на то что тебя могут счесть сумасшедшей. Лорд ди Кэсерил поверит тебе. Доберись до него любой ценой.
Из-за спины не доносилось ни звука.
— Скажи «обещаю, рейна», — твёрдо приказала Иста. Непродолжительное упрямое молчание, а потом шёпот:
— Обещаю, рейна.
— Хорошо.
Лисе туго затянула последний узел, Иста поднялась. Белые шёлковые туфельки леди Каттилары Исте не подошли, но Лисе опустилась на колени и завязала у рейны на щиколотках ленты прелестных белых сандалий, которые оказались впору.
Лисе провела её через внешнюю спальню и открыла ведущую на галерею дверь, через порог которой Иста перешагнула.
Снаружи лорд Иллвин опирался на стену, скрестив руки на груди. Судя по всему, он тоже отыскал чашку воды, чтобы умыться, и несмотря на то, что воняло от него всё равно знатно, на ладонях и на свежевыбритом лице не было пятен грязи и крови. Одет он был в цвета придворного траура, в лёгкие ткани, подходящие для северного лета: чёрные сапоги, чёрные льняные штаны, чёрная туника без рукавов, отделанная тонкими лавандовыми полосами, фиолетовый парчовый пояс с чёрными кистями, перехватывающий талию. День стоял жаркий, и он отказался от лавандового плаща, который Горам, беспокойно топчущийся рядом, держал, перекинув через руку. Грум собрал волосы хозяина в элегантную причёску из кос, как в первый, раз, когда она увидела его; морозно-чёрная коса, спускавшаяся на спину, была перетянута лавандовым шнурком. При виде Исты Иллвин выпрямился и отвесил ей принятый при дворе поклон, только усечённую его версию, потому что, как догадывалась она, полную ему мешала исполнить слабость, вызванная потерей крови.
— Что это? — с подозрением спросила она.
— Уж не думал, что ты так медленно соображаешь, милая рейна. А на что это похоже?
— Ты со мной не пойдёшь. — Он улыбнулся ей:
— То, что Порифорс, отдавая в плен вдовствующую рейну Шалиона-Ибры, не предоставляет ей сопровождающего, весьма превратно отразится на чести Порифорса.
— А я что говорила, — проворчала Лисе.
— Но теперь крепостью командуешь ты, — запротестовала Иста. — Тебе ни в коем случае нельзя покидать её.
— От Порифорса остались одни руины. Уже практически нечего защищать, да и некому, но это я пока хочу скрыть от Сордсо. Утренние переговоры о твоей сдаче подарили нам то время, которое мы не смогли бы купить кровью. Так что если это последняя вылазка Порифорса, я по праву требую участия в ней. По несчастной логике этой ситуации, благодаря моей недавней бредовой идее, я не мог поехать со всеми и в полпрыжка исправить мою стратегию. Такая логика не имеет здесь права на существование.
— Если бы ты поехал со всеми, это бы ничего не изменило.
— Знаю.
Она в замешательстве изучала его:
— А ты случаем, впав в это отчаянное настроение, не пытаешься превзойти своего брата?
— Я никогда не мог превзойти его; и не вижу необходимости пытаться сделать это сейчас. — Он взял её за руку и большим пальцем принялся выводить успокаивающие круги у неё на ладони. — В юности я был отдан в учение Ордену моего бога, но я упустил его тихий зов. Я не упущу зов дважды. Тем более что я не вижу, как мне это сделать, потому что он стучит у меня в голове и орёт мне в ухо «Услышь!» так, что скоро обрушатся потолочные балки замка. Я провёл зрелость бесцельно, хотя и славно послужил моему брату, но у меня не было лучшего направления. А теперь есть.
