– Здесь большое село неподалеку, – сказал княжич. – Пошлите своих людей за подмогой, бояре. Мечников надо похоронить здесь, а тела ганов перевезти в Славутич.
– Сделаем, князь, – бодро отозвался боярин Станислав. – Но кто же их посек?
– Наверное, печенеги, – криво усмехнулся Владислав. – Держитесь настороже, бояре, дабы и нам не нажить беды.
Совет был дельный, что и говорить. У чудом уцелевших бояр тряслись поджилки. Ведь запросто могут мечники Владислава и эти липовые боготуры порубить в капусту и бояр, и их немногочисленных охранников, а потом свалить все на тех же печенегов. Но судя по тому, как поспешно Владислав кинулся догонять возок с молодой женой, ничего подобного он и в мыслях не держал. Из чего ушлые радимецкие старейшины сделали вывод, что смерть их соратников по заговору спишут на печенегов и более никого преследовать не будут, дабы не ввергать Радимецкую землю в новую усобицу. И самым умным для уцелевших бояр будет принять этот предложенный сыном великого князя Богдана расклад, чтобы не нажить беды.
– Легко отделались, – сказал негромко боярин Станислав, садясь на коня. – А князя Горазда, конечно, жаль.
В Славутиче бека Карочея ждало еще одно горестное известие. Таны Аскольд и Гвидон привезли в Детинец тела каганова сына Езекии и двух его ближних беков из знатных рахдонитских семейств. Их смерть никак нельзя было списать на печенегов, а посему русаланы взяли вину на себя. Князь Богдан пребывал в великом смущении. Он никак не мог взять в толк, откуда на его землях взялись печенеги и хазары во главе с сыном Обадии. А главное, куда они все подевались.
– Печенеги ушли в степь, а хазары все полегли у излучины.
– Так ведь у излучины не моя земля, – рассердился Богдан. – Что вы мне головы морочите?
– А нам все едино, – пожал плечами чем-то расстроенный Аскольд. – Просто от той излучины до твоего Славутича ближе, чем до Сарая. Боготур Осташ велел передать тела убитых беков Карочею. Пусть он везет их в Итиль.
Богдан скосил глаза на сестричада, который как раз в это время разглядывал страшную рубленую рану на левом плече сына кагана. Удар оказался настолько силен, что Езекии не помог даже наплечник. Судя по тому, что и Езекия, и беки были в доспехах, смерть настигла их не ночью.
– Все хазары полегли? – негромко спросил Карочей у Аскольда.
– Более половины побросали оружие. Деваться-то им было некуда. Хазарскую рать рассекли на две части еще на подходе, не дав им развернуть строй. А далее пошла рубка. Сивар Рерик сбросил с седла сына кагана одним ударом. Так-то вот, бек.
– А вы, значит, успели к началу битвы?
– Успели, да не все, – горько усмехнулся Аскольд. – Атаман Мерич был убит еще рядом с Берестенем. Стрела вылетела из зарослей и угодила ему прямо в глаз. Убийцу мы так и не нашли, как в воду канул, собачий сын.
До Карочея наконец дошло, кому он обязан самым жестоким в жизни поражением. Вряд ли Варлав добровольно предал своих союзников. Просто боготур Осташ оказался умнее и посланца папской курии, и бека Карочея, и князя Горазда. И теперь Карочею предстоит нелегкое объяснение с каганом Обадией, потерявшим последнего сына, и с Ицхаком Жучином. Страшное объяснение, чреватое большими неприятностями. Хотя во всем случившемся виноват только сам каган. Нельзя доверять сопливому мальчишке управление таким важным стратегическим центром, как Сарай. Вот вам и результат. Езекия погиб сам и погубил людей, доверившихся ему. А с Варлавом Карочей еще сочтется, если тому, конечно, удастся вырваться из цепких лап Велесовых ближников. Впрочем, зла на пестуна тана Аскольда скиф не держал. Окажись он на его месте, наверняка бы действовал так же.
Итиль погрузился в траур. Карочей, по совету Жучина, держался от кремника, а следовательно, от кагана Обадии на расстоянии. Никто его ни в чем не обвинял, ибо из показаний уцелевших хазар всем, в том числе и кагану, стало ясно, что если и винить кого-то в неудавшемся походе в Радимецкую землю, так это самого Езекию, который решил отличиться, не поставив в известность ни отца, ни каган-бека Жучина.
– Ну не успел, – разводил руками Карочей в ответ на укоризненные взгляды кагановых ближников. – Прибыл к шапочному разбору. А покойный князь Горазд просил поддержки у кагана, а не у бека Езекии.
Беда не приходит одна, эту нехитрую истину в который уже раз подтвердили горестные вести, пришедшие из Матархи. Верный сподвижник кагана, князь Сагал, был убит в собственной ложнице ударом кинжала. А вслед за своим повелителем ушел в мир иной и старый знакомый Карочея ган Беленгус. Об этом скифу сообщил Ицхак Жучин и бросил перед ним на стол два черных пера.
– Узнаешь?
Карочею ничего другого не оставалось, как грубо выругаться. Собственно, и без вороньих перьев все понимали, кто устранил людей, мешающих русам. Но с перьями страха больше. В Матархе многим было известно о Черном Вороне, погубившем на пиру у князя Дира двух его самых ближних бояр. Тот же ган Беленгус рассказывал об этом всем, имеющим уши. А вот теперь тень Навьего мира накрыла и его.
– Обадия знает о перьях? – спросил Карочей.
– Известие о смерти князя и гана ему привез гонец из Матархи, а вместе с известием и два этих пера.
– Чтоб он провалился, этот Рерик, – вздохнул Карочей. Конечно, князь Сагал не был ему ни сватом, ни братом, но смерть повелителя Матархи многое могла изменить в Тмутаракани. К власти могли прийти недоброжелатели кагана и, с помощью русаланов, изгнать из таманских городов и крепостей хазарские гарнизоны.
– Боготур Торуса крепко сидит на границе радимецких земель, – спокойно продолжал Жучин. – После гибели Горазда боготуры там стали полными хозяевами.
– Не в радимичах дело, Ицхак, и не в таманцах, – покачал головой Карочей. – Пока мы не разгромим Русаланию, неприятности у нас будут случаться то там, то там.
– Каган Обадия думает так же, – кивнул головой Жучин. – Он хочет сам возглавить поход.
– А вот это зря, – запротестовал Карочей. – Если с Обадией случится несчастье, то с кем мы останемся – с Ханукой?
– У Хануки есть сын.
– Такой же пьяница, как и его отец. От худого семени не бывает хорошего племени, Ицхак.
– А что ты предлагаешь?
– Обадия должен жениться, ибо от Рахили у него уже не будет детей.
– Наш Закон запрещает многоженство.
– Значит, жена будет одна, но способная рожать. Что такое человеческая жизнь, Ицхак, если речь идет о судьбе Хазарии? В конце концов, несчастная женщина потеряла обоих своих сыновей, разве может нежное сердце вынести такую потерю?
– Ты страшный человек, скиф.
– А ты, Ицхак? На наших с тобой руках столько крови, что еще одна смерть не изменит отношения к нам небес.
