От мыслей о тяготах королевской жизни принца отвлек слитный рев толпы и торжествующий возглас деда. Хашуат, десятник Алмазных, все-таки пробился сквозь защиту противника.
Раздосадованный Зарфест поднял руку. Низкий звук колокола поплыл над полем, давая победившим бойцам небольшую передышку перед главной схваткой.
* * *
Подгорные Охотники, поверившие наконец в своего бойца, окружили Нургидана, отвели в сторонку от поля, усадили на пустой бочонок, который охотно предоставил продавец вина. Шенги, ревниво растолкав добровольных помощников, помог бывшему ученику расстегнуть боевую тяжелую куртку. Нургидан восседал, как на пиру, веселый и гордый, скалил зубы на шуточки охотников и шутил в ответ. А Нитхе, которая отирала его лицо и шею мокрой тряпкой, шепнул: «Жаль, на ристалище нельзя волком обернуться…»
Видя такое бодрое настроение своего бойца, Охотники довольно ухмылялись и с вызовом перекликались с Алмазными, которые неподалеку хлопотали над своим воином.
Дайру держался чуть в стороне от веселой суматохи. Гул колокола над полем вызвал в его памяти иной звон. Показалось, что в ладонь легла медово-коричневая рукоятка, насмешливо качнулась хитрая змеиная головка их темной бронзы…
Больше никогда ему не держать колокольчик в руках. Волшебная вещица вернулась к настоящему хозяину. К Шенги.
Вчера вечером Дайру и его бывший учитель сидели на лавочке у ворот дома Лауруша и тихонько беседовали. Дайру рассказал все… ну, почти все о колдовских тайнах, что поставили его перед серьезным выбором.
Шенги слушал с дружеским, спокойным вниманием. Потом тронул рукоять колокольчика:
– Вот, значит, как эта штука работает… Но меня очень, очень беспокоит история с рукописью. Она позарез нужна тем разбойничьим мордам, а раз она сгорела… она ведь сгорела? – с неожиданной цепкостью глянул он в глаза бывшему ученику.
– Сгорела, – твердо выдержал его взор Дайру.
Учителю не лгут, но можно сказать не всю правду. Можно не уточнять, что сгорела рукопись за сутки до этого разговора. Дайру тогда улизнул с пирушки, устроенной в их честь, и развел маленький костерок в бурьяне за домом Шенги. Он и сам не решил, что делать с опасным знанием, но уж точно не рвался присматривать, чтобы коварная рукопись не ввела в искушение других или, что еще хуже, не попала в злые руки…
– Ну, сгорела и сгорела, – подвел итог Шенги. – Я за тебя тревожусь. Эти сволочи думают, что ты читал рукопись, и постараются снова заполучить тебя в свои лапы. Держись-ка ты, сынок, поближе к Нургидану.
Дайру кивнул. Конечно, надо держаться поближе к Нургидану. Если разбойники попробуют чинить им неприятности, волк-оборотень сделает из их шайки труппу бродячих шутов в веселенькой раскраске.
– А с колокольчиком что будем делать, учитель? Вещь опасная, может причинить много бед.
Шенги пожал плечами:
– Ну и что? Зайди к любому оружейнику. У него на продажу полным-полно мечей, секир, ножей. Все они предназначены для убийства. Это мешает оружейнику спать спокойно? Я больше скажу: человека можно задушить во сне подушкой. Что ж, запретить лавочнику торговать подушками? Сынок, зло не в вещах, зло в людях…
– Здесь немного иначе, – возразил Дайру. – Человек, который при помощи колокольчика захочет избавиться от беды, не знает, на чью голову свалится эта самая беда!
– И многих это остановит?
– Меня остановило.
– Тебя… – Шенги ласково взъерошил белобрысые волосы ученика. – Знаешь, а ведь ты прав. Не буду спешить с продажей колокольчика. Попрошу Лауруша пока взять его на хранение в Белую Пещеру.
– Куда?
– Я и сам не знаю, где это. Есть у Гильдии тайник, где хранятся добытые волшебные вещи – опасные или просто плохо изученные. Вот и пусть он там полежит.
«И чтоб ту пещеру завалило!» – пожелал про себя Дайру…
Удар сигнального колокола прервал раздумья молодого Охотника. Перерыв окончился. Нургидан встал с бочки, и Нитха принялась застегивать на нем боевую куртку.
* * *
Хашуату из отряда Алмазных сегодня поневоле пришлось быть на высоте: он бился не только за честь товарищей по отряду, но и за свою бляху десятника.
Ну, не помнит он, совсем не помнит, как такое вышло, что отправился он с двумя десятками солдат на ловлю городских мятежников – а наутро его, пьяного в колесную мазь, нашли в трактире «Зайди – не забудешь!», причем оба десятка, не менее пьяные, чем командир, валялись вокруг него на полу в обнимку со столь же бесчувственными посетителями трактира, слугами и служанками. Один хозяин был трезв настолько, чтобы разговаривать связно. Но и он повторял одно и то же: мол, не вернет бляху десятника, пока вот этот господин не заплатит за все съеденное и выпитое, как клялся своей честью и именем короля…
Сотник заявил, что лично приглядит за тем, чтобы счет был оплачен и бляха возвращена честь по чести. Хашуат, скрипя зубами, расстался с деньгами, которые откладывал на покупку домика в окрестностях столицы. И даже не рискнул поинтересоваться у пройдохи-трактирщика, какая армия жрала и пила на его, Хашуата, золото и серебро?
Но выкупить бляху еще не значило ее вернуть. У Алмазных были строгие порядки: за пьянство во время боевого задания могли казнить. Сотник замолвил за Хашуата словечко: мол, разве же это боевое задание – малость погонять обнаглевших мастеровых да купчишек? Командир согласился считать происшедшее «пьянством во время выполнения приказа», что сулило наказание немногим более легкое: жестокая порка – и вон из отряда!
Так было бы и с Хашуатом, если бы не осенний праздник. Выгнать из отряда лучшего мечника – и как раз перед состязаниями?!
В конце концов командир принял необычное решение, которое шло вразрез со всеми понятиями о дисциплине, но было встречено с пониманием и одобрением всеми Алмазными, от простых воинов до сотников.
«Твою судьбу решишь сам. Будешь на осеннем празднике драться за честь отряда. Если проиграешь первый бой, ждет тебя порка и изгнание из отряда. Выиграешь первый поединок – пороть не будем, но выгоним. Выиграешь второй бой – останешься в отряде, но лишишься бляхи десятника. Сумеешь взять главную награду – благодари Серую Старуху за помощь и оставайся десятником…»
Два поединка уже позади. Хашуат дрался за свою бляху.
А Серая Старуха и впрямь помогала – или Безликие смилостивились? Противником оказался мальчишка-Охотник, на которого мало кто ставил и который дошел до последней схватки на чистом везении.
Гибкий, верткий, с наглым и веселым взглядом… ничего, Хашуат не таких учил уму-разуму!
Вот только царапнула мысль, еще когда салютовали королевской ложе: а ведь где-то он видел этого молокососа! Но где? До сих пор Хашуат гордился своей па– мятью на лица, а тут…
