Мы не могли взять коней с собой — зато они еще могли сослужить нам службу. Я снял с них путы, оседлал их, надел удила и, накинув уздечки на луки седел, завязал их там. Пока я седлал коней, они заметно оживились.
Я приготовился было мысленным усилием направить их вниз по тропе, как вдруг услышал за спиной какой-то шорох. Резко обернувшись и схватившись за рукоять самострела, я увидел Каттею, которая стояла поблизости и развязывала платок, закрывавший ей глаза. Сдернув повязку, она посмотрела на меня, щурясь, как близорукая.
— Что это ты?.. — начал я, но она прервала меня жестом руки.
— Ты не все продумал, брат, — спокойно сказала она. — На конях должны быть всадники.
— То есть, чучела? — сообразил я. — Но их не из чего сделать.
— Для того, чтобы создать наваждение, — сказала она чуть назидательно, — вовсе не обязательно использовать солому или тряпки.
— Да ведь у тебя нет Камня Силы, — возразил я. — Способна ли ты без него создать такое наваждение?
Она нахмурилась.
— Не знаю, попытаюсь. Наша мать рассталась с талисманом в день замужества и, однако, сохранила способность творить чудеса. Быть может, вопреки уверениям Мудрейших, Камень не так уж необходим для обращения к Силе. Конечно, я не настолько опытна, чтобы судить об этих вещах, но я уверена, что никому неведомо, чего можно достичь единственно силой воли и желания… Ну да ладно… — Она сорвала с чахлого куста полузасохший лист. — Килан, выдерни прядь волос из головы — так, чтобы тебе было больно — брось сюда и смочи слюной.
Я не мог ослушаться ее — снял шлем и, накрутив на палец клок волос, рванул их. Затем поплевал на лист и положил туда вырванную прядь, чуть опередив Каттею, которая подвергла себя такой же экзекуции.
Она пошла будить Кемока, чтобы и он сделал то же самое. Сложив листья на ладони, она вернулась к коням. Бормоча какие-то заклинания, она свернула один из листиков в трубочку, вместе с его необычной начинкой и сунула его под уздечку — где я привязал ее к луке седла. То же самое она проделала с двумя другими листочками, а после этого отошла в сторону и, сложив ладони рупором, запела — сначала тихо, а затем все громче и пронзительней. От ее пения я погрузился в какое-то странное состояние. Мне казалось, что звуки ее голоса проникают в меня и заставляют пульсировать кровь согласно их ритму… И вдруг она прервала пение.
— Теперь прикажи коням уйти, — обратилась она ко мне.
Я снова мысленно коснулся заторможенного разума животных, чтобы взбодрить их и заставить двигаться. Они побрели вниз по ущелью, в сторону огней. Глядя им вслед, я заметил, как над их спинами туманно обозначились силуэты всадников.
— Мне кажется, сестра, — сказал Кемок, — люди даже не подозревают, на что способны колдуньи.
— Но колдовство тоже не дается так просто, — с усталой улыбкой ответила Каттея. — Как бы там ни было, у нас теперь есть время — хотя бы на то, чтобы поспать спокойно.
Она едва держалась на ногах, и мы помогли ей добраться до ложа, устроенного из веток, поверх которых были брошены походные одеяла. Она тут же уснула. Я взглянул на Кемока. Его лицо казалось спокойным. Сейчас не было нужды даже в мысленном общении, все уже решено — утром мы рискнем взобраться по скале. Благодаря придумке Каттеи, у нас появился запас времени и можно было не очень торопиться.
Стало светать. Я снова вышел на край ущелья. Вдали по-прежнему мерцали огни костров, хотя в утреннем свете они были не так видны. Достав трубку, я попытался разглядеть наших коней. Мне не сразу удалось отыскать их внизу, в долине, а когда я, наконец, увидел коней, то вздрогнул от неожиданности: на скакунах сидели всадники… Должно быть, воины у костров тоже заметили их и ждали, когда они подъедут ближе. Насколько реальным для них было это наваждение, я не мог судить, тем не менее, на какой-то срок оно прикрывало нас.
Подошел Кемок, и мы вместе наблюдали за конями, пока они не скрылись из виду. Потом мы пошли вверх по ущелью посмотреть на скалу, которую нам предстояло покорить. Она оказалась не такой уж неприступной — на ней хватало неровностей, а наверху виднелся уступ, где можно было передохнуть. Оставалось только гадать, что ждет нас за гребнем скалы. Но вряд ли там было что-то такое, с чем бы мы не смогли справиться.
День мы провели в лагере, отсыпаясь по очереди; Каттея восстанавливала силы, которые ушли на создание наваждения. С наступлением темноты я снова отправился на край ущелья, но на этот раз не увидел никаких огней, что могло означать одно из двух: либо созданные Каттеей призраки были так похожи на нас, что их взяли в плен и увезли на расправу, либо обман раскрылся, и все войско вновь пустилось за нами в погоню. Однако, наблюдая довольно долго за тем, что было доступно обзору, я так и не заметил ничего подозрительного.
— Думаю, они ушли, — сказала Каттея. — Да это и не имеет значения. С рассветом мы тоже уйдем. Туда. — Она показала рукой в сторону скалы.
Утром, упаковав провиант, оружие и одеяла в два тюка, мы с Кемоком забросили их себе на плечи. Каттею мы обмотали веревкой, концы которой привязали к своим поясам. Она сняла повязку с глаз, но не открывала их пока, стараясь «видеть» посредством мысленного контакта с нами, — она все еще не переборола в себе колдовской туман, мешающий ей двигаться вперед.
С самого начала мы поняли, что подъем на скалу будет долгим и трудным. Для меня он осложнялся еще и тем, что я шел в связке первым и должен был заботиться не столько о себе, сколько о Каттее, наблюдая за ее продвижением. Было удивительно, что с закрытыми глазами она проявляла такую поразительную ловкость: уверенно хватаясь за выступы, о которых я мысленно предупреждал ее, сестра ни разу не промахнулась. Но когда мы достигли площадки наверху скалы, я почувствовал себя вконец обессиленным и не способным дальше тащить за собой сестру и брата. Каттея присела возле меня на корточки, а Кемок, пристроившись рядом, положил руку на мое дрожащее от усталости и перенапряжения бедро.
— Остаток пути впереди пойду я, — сказал он тоном, не допускающим возражений.
Да и что было возражать? Я слишком устал и не имел права подвергать сестру и брата бессмысленному риску. Отдохнув, мы поменялись местами, и Кемок стал ведущим. Я заметил, как напряглось его лицо, и поймал себя на том, что сам не успел расслабиться.
И все же хорошо, что я пропустил Кемока вперед. Последний участок подъема оказался каким-то кошмаром: у меня едва хватало сил, чтобы не отставать от брата, не быть мертвым грузом в связке. Наконец, преодолев гребень скалы, мы выбрались на широкую площадку — чуть ли не плато.
Налетел холодный ветер, и, чтобы укрыться от него, мы поспешили под защиту скал — туда, где темнела широкая расщелина. Как только мы добрались туда, Каттея запрокинула голову и, открыв глаза, издала радостный крик. Мы поняли, что она избавилась от проклятого наваждения.
В расщелине нам не стало теплее: там лежал снег. Мы сбросили тюки с плеч, вынули одеяла, завернулись в них и в таком виде пошли дальше по дну расщелины, пока не очутились у обрыва на ее краю.
Нашему взору открылась необычная картина. Склон горы, изрезанный вдоль и поперек множеством щелей и впадин, круто уходил вниз, исчезая в густом тумане, и нельзя было понять, что там внизу — бездна или земная твердь. Представьте себе грязную тряпку, которую скрутили, чтобы отжать, и бросили — примерно так выглядели эти горы, смятые, изрезанные множеством расщелин.
Каттея втянула носом воздух, словно принюхиваясь.
— Во всем этом… — начала она говорить, но почему-то осеклась. — Нет, я не собираюсь убеждать вас ни в чем. Скажу только, что эта земля претерпела катастрофу — вызванную не силами природы, а чьей-то волей. Это произошло давно, и следы катастрофы почти исчезли… Давайте спускаться вниз, здесь холодно.
Спуск оказался легче, чем подъем. Склон был иссечен множеством изломов, и местами по ним можно было идти, как по ступенькам лестницы.
Однако подножье склона скрывалось в тумане, и это не прибавило нам бодрости. Надо сказать, что если на западной стороне хребта нам попадались следы зверей и птиц, то здесь не было заметно никаких признаков жизни. Спустившись со скалы, мы попали в полосу низкорослых, чахлых кустиков с листьями неопределенного цвета и формы.
Когда наконец мы добрались до края ущелья, я сказал сестре и брату, что пора сделать привал. Ущелье выглядело необычно. Сначала я не мог понять, что там такое внизу, но осмотревшись и заметив неподалеку молодую поросль каких-то деревцев, я догадался, что под нами — лес. Это были диковинные и, вероятно, древние деревья. Они плотно заполняли собой ущелье и были такими высокими, что чуть не достигали вершинами уступа, на котором мы стояли.
Они — когда-то давным-давно — сначала росли, как все деревья, прямо. Однако достигнув футов десяти в высоту, продолжали развиваться почему-то не вверх, а вбок; спустя какое-то время направление роста снова сменялось на вертикальное. Процесс повторялся многократно, и в результате лес представлял собой густую путаницу стволов и ветвей, скрывающую дно ущелья, куда можно было спуститься только по этим корявым деревьям, с риском сломать шею.
