Светало. Тени бежали прочь, открывая Золине облик сопроводителя. С каждой минутой очертания лица и цвет кожи становились всё более отчётливыми. Они шагали молча. Девушка старалась делать вид, что поглядывает на ваурда совершенно случайно, однако Дракалес понимал, что ей также было интересно поглядеть на диковинного воителя. Но, что победитель нашёл удивительного в ней, это её спокойствие. Ни капли трепета или омерзения. Лишь чистый интерес. И это было очень удивительно. В тот миг, как небеса целиком осветились утренним заревом, оставив лишь мрачно-синий уголок далеко на западе, они подошли к деревне. Золина скрылась за деревом и, глядя вперёд, заговорила: «О нет, это Унтолии́л и Ге́нтолос. Мы с ними как-то дружили, а теперь, как с цепи сорвались, руки́ моей просят, умоляют прям» Дракалес вник в смысл причитаний Золины и сравнил поведение двух мужчин с теми бандитами, с которыми он расправился, спасая деву, а потому сказал так: «Если они досаждают тебе, то я могу расправиться с ними, и более не станут эти двое преткновением для тебя» Но девушка перепугалась, отвечая: «Нет, Дракалес! Они не бандиты. Просто влюблены. Но я не хочу ничего начинать с ними… Хотя ты меня, наверное, не поймёшь. Во всяком случае, не стоит причинять им боль. Они не плохие, хоть и не представляют, как больно каждый раз мне говорить им «нет». Может, увидев тебя, они не станут приставать. Пошли». Вздохнув, Золина вышла из временного укрытия и направилась в деревню. Дракалес шагал следом.
Унтолиил стоял с натянутой тетивой и наложенной на неё стрелой, нацелив своё оружие на грозного некто. Гентолос лишь стоял чуть в стороне и робко придерживал дубину, чтобы та не выскользнула из руки, делая вид, словно он готов её применить. Лучник же весь дрожал, и возникало ощущение, что лук правит его рукой, но не наоборот. Дракалес приблизился к Унтолиилу и остановился, потому что Золина также встала на месте, недоумевающее глядя то на одного, то на другого. Стрелец набрал воздуха в лёгкие и выпалил: «Отойди от неё, грязный ублюдок, — а далее прищурился, приготовившись тем самым получить более пёстрое высказывание в ответ, но добавил, — Совратил бедную девушку и ведёшь её домой?! Ты где учился манерам?!» Напряжённость и срывающийся голос наводили мысль на то, что рад бы этот человек бежать подальше в страхе пред незнакомым исполином, да не мог, ведь казаться желал героем, когда как на самом деле трус. Второй подхватил за первым, говоря ещё более нелепым голосом: «Да, ты где учился?!» Ваурд лишь безмолвно созерцал за тем, что будет твориться далее, ведь ему во второй раз стало интересно продолжение спектакля, что зовётся «угрожать угрожающему». Золина также ожидала продолжения. Пытающиеся глядеть в лицо неприятеля герои робели пред явным преимуществом своего противника. Теперь Дракалес выглядел в их глазах ужасным чудищем, воздвигшимся над ними и жаждущим поглотить их. Рука Унтолиила слабела, и вскоре, не выдержав натяжения тетивы, отпустила стрелу, нацеленную прямиком в голову Дракалеса. Свистнул снаряд, взвизгнула девушка, но в тот же миг удивление прокатилось по рядам свидетелей, собравшиеся на отважные выкрики неудачливого лучника, ведь стрела застыла прямиком пред оранжевым зрачком Дракалеса, зажатая меж трёх пальцев бога войны: большим, указательным и средним — настолько была велика реакция ваурда. Никто не остался равнодушным перед увиденным. Столь малое расстояние и лишь мгновение для того, чтобы словить летящую смерть. Дракалес оглядел стрелу и заговорил тихо, но так, чтобы слова его были слышны всем: «Мерзкое орудие. Древко криво, оперение никудышное, наконечника вовсе нет. Ты оскорбил оружие, человек. Это есть наисквернейшее из преступлений. И плата за это — гибель» Всполошился народ, гомон поднялся. «Как так? — недоумевали многие, — Что за преступление такое, свершённое пред оружием, за которое надо убивать?» Понял Унтолиил ошибку свою, а потому пал тут же на колени и стал умолять: «Прошу, помилуй меня, грешника окаянного! Не буду больше оскорблять оружие! Не убивай лишь!» Глубина презрение Дракалеса всецело отражалась в его взоре. Понимали все, что неверно сделал лучник, а потому далее последует расплата более жестокая, нежели предрекал ему незнакомец. Ваурд переломил своими пальцами стрелу и отвечал: «Признаёшь ли ты, человек, своё поражение предо мной?» Проигравший томился в выборе: согласиться ли со словами воителя или же отринуть его предложение, считая, что один из вариантов правилен, когда как иной вызовет ещё больше гнева. «Соглашайся, — шептал ему Гентолос, — Соглашайся, а то убьёт ведь. Видит Озин’Валл, убьёт» Но Унтолиил поднялся с колен и, пытаясь грозно глянуть в лик победителя, отвечал: «Нет, не признаю» Толпа изумлённо зашепталась. Дракалес заговорил: «Что ж, поступок, достойный воина совершил ты, — Унтолиил облегчённо вздохнул, подумав, как словно угадал с правильным ответом, но ваурд продолжил, — Так что готовься к сражению и пади, как подобает истинному герою» Запаниковал стрелок: «Нет-нет, вы меня не так поняли…» Но Дракалес замахнулся кулаком и устремил его в атаку. Человек приготовился принимать смерть с зажмуренными глазами. Наблюдатели за происходящим не успели понять, что произошло, но увидели только кулак Дракалеса, остановившегося у самого носа. В тот миг, как Унтолиил всё же открыл глаза и понял, что ничего не произошло, Дракалес сказал: «Ничтожное племя. Не способно и слова данного сдержать» Далее ваурд прошёл мимо, а Золина, пребывая в великом изумлении, двинулась за ним следом, как словно вёл её Дракалес.
Изумлённый люд следовал за снисходительным победителем, удерживая достаточное расстояние от могучего воителя, потому что страшились его, подумав, что он в недостаточно дружелюбном расположении духа. Человеку, привыкшему к миру и покою, не понять настрой войны. Подобно тому, как и воину, рождённому в сердце битвы, не понять упивающегося развратника.
Золина остановилась напротив большого деревянного дома. Высотой с четырёх человек он значительно выделялся из числа тех маленьких изб, что стояли в округе. Конечно, в деревне подобных домов было ещё несколько, но всё же оригинальность этого строения была явна, чтобы выделить его также из числа иных домов, ему подобных. Девушка сказала: «Ну, вот и она, моя обитель. Скромный домик в центре неприметной деревушки. Что скажешь, Дракалес, отличается моя халупа от прочих домиков?» И отвечал ей бог войны так: «Отличия имеются непременно. Однако я всё же скажу, что в войне он выстоит не дольше окружающих его» — «Ну в этом я с тобой соглашусь. В войне не выстоит ни один из домов. И явись бы ты к нам с враждой, я была бы уверена, что мир не продержался бы и дня» — «Именно. Мудро мыслишь для человека. Я сдержал своё слово. Вот, стоишь ты на пороге дома своего, цела и невредима, поэтому могу я продолжить путь свой» — «Спасибо тебе ещё раз, славный Дракалес. Ты велик, и любая бы девушка рядом с тобой чувствовала бы себя важной. Знаешь, я всегда была слишком привязанной к этому месту. И вот, идя рядом с тобой, я задумалась: а что, если всего этого вдруг не станет? Как я переживу потерю того, что мне дорого? Вот ты… ты — вольный пилигрим, странствующий по этому миру. Что может опечалить тебя? Твоё воинство непобедимо, твой дом неприступен. Ты ни к чему не привязан, не то что я… С боевой точки зрения это логично, это мудро. И я всего этого раньше не видела, пока не повстречала тебя. Ты перевернул моё мышление, занял в моём сердце особое место, — чуть помолчав, она продолжила, — Возьми меня с собой» И отвечал ей Дракалес тогда так: «Скрывать не стану, имеется в тебе что-то, что приглянулось мне, как словно некое внутреннее сияние войны, что зиждется в твоём туловище огнём неугасимым. Однако путь мой есть путь войны. И человеку в нём нет места. Оставайся тут. И пусть покой сопровождается тебя вечно, дитя из этого мира» — «Но я могу тебе пригодиться» — «Что может дать человек ваурду, кроме лишь хорошего боя? Если можешь ты держать меч и владеть им в совершенстве, то с превеликим удовольствием брошу тебе вызов и поборюсь с тобой» — «Увы, навыка владеть мечом не имею я, да и воевать как-то не привыкла» — «Вот и ответ тебе. Не ходи за мной — целее будешь» — «Скажи хотя бы, чем мне отплатить тебе за моё спасение?» — «Расскажи, как мне попасть в стольный град, и я буду благодарен тебе» — «Что ж, здесь я смогу тебе помощь оказать. Двигайся ещё севернее по этой дороге. Как покинешь ты деревню нашу, пред тобой предстанут два пути: первый всё также на север будет спешить, когда как второй свернёт на запад. Оба путей этих ведут к Каанхору. Однако первый короток, но пролегает он через опасные места. Проведёт он путника через заброшенный погост, который по слухам населён лихом, а далее пройдёт через Драконье поле. Второй же путь более длинный, но опасности на нём гораздо меньше, если и вовсе нет. Он извилист и огибает многие лихие места, заворачивая в некоторые деревни, стоящие на пути к Каанхору» — «Что ж, больше всего жажду я пройти путём первым, ведь лихо не страшно мне, а времени много терять не в части у меня. Благодарен я весьма тебе. Великих свершений, Золина» Договорив это, Дракалес двинулся по указанию бывшей спутницы, а девушка долго глядела ему вслед.
