— Как вам не дышать, — заверил гость. — Тут дыхнуть, там пнуть или копье в спину кинуть. Храбрецы. Ну, да боги вас рассудят. Пойдем мы. А ты проводишь. Домочадцы твои пусть тихо сидят.
— Мы как мыши, — заверила дрожащим голосом хозяйка.
— Ясное дело, — согласился Морверн. — Папаша ваш позаботится…
Хозяин вязал домочадцам руки и ноги. Добротно вязал, хотя и медленно. Морверн проверил веревки, лично впихнул тряпье в покорно раскрытые рты.
— Всё, что ли?
Морверн перехватил взгляд мальчишки. Тот отчаянно мотал головой. Ага, без крови хочет. Ну, резать баб и сопляков охоты нет. Бывало, конечно, при короле Эшенбе, что свидетелей под корень изводили, но сейчас иное дело. Даже полезно чтобы кто-то языком поболтал.
— Ну, вы тут до утра не дергайтесь. Папашка ваш вернется, распутает.
Темно, холодно. Морверн шагал последним. Камнетес покорно волок мешок с припасами. Здоровый, крепкорукий. Двинул бы мешком, нырнул за изгородь, голося во всё горло. Кто б его ловил? Самим бы тогда спастись. Но не двинет и не нырнет. По молодости Морверн, тогда еще на другое имя откликавшийся, всё удивлялся. Потом понял: люди на две части делятся. Бойцы — эти и умирая, будут кишки за собой волочить, но врага грызть. И другие… Вроде и не люди. Овцы не овцы, рыбы не рыбы. Даже не ослы — те и упереться могут, и лягнуть, и зубами клацнуть. А эти… мидии. На раковину свою хрупкую надеются, а внутри одна слизь. И размеры не важны. У Желтого берега таких моллюсков вытаскивали — вдвоем едва поднять. Но внутри-то всё равно слизь. Пеки, вари, монеты у них отбирая, портки стаскивай — всё равно лишь разбитым носом хлюпают. С одной стороны — польза. Смелый человек проживет, с голоду не сдохнет. С другой стороны — противно. Берешь у такого серебро, сапоги стаскиваешь, и морщишься. Вроде и сам в слизи испачкался. И горевать начинаешь, что мидий-слизней куда больше, чем бойцов честных.
Без помех перебрались через частокол. Камнетес каждого знака слушался, а лорда-водоноса хоть пинками направляй. Не здесь юнец. Видно, все помыслы о деве юной, кою злобные ратольды-предатели по дебрям везут. Ну, наверное, не только везут. На ночлеге лесном развлечений немного. Парни там хваткие, слизости в них умеренно. Отбарабанили уже по полной. Перед городом сгинет красотка в овраге. С благородными девками всегда чересчур хлопотно. Гонору да визгу куда больше чем ума. Даже жаль — улыбалась она приятно.
Морверн закончил вспоминать, когда в последний раз доводилось видеть улыбки девчонок, потому что тропа вывела к скалам. Откосы кругом, ели кривые.
— Здесь, что ли товар рубил? Камень-то хороший?
Камнетес искательно закивал:
— Хороший камень. На очаги, на ту же Озерную… Ведь стоит…
— Да, стоит башня, — Морверн огляделся. — Много здесь камня. На твой век хватило бы. Вот только зря ты пинал людей незнакомых.
В последний миг осознал Бран-камнетес. Бросил мешок, на камень попробовал вспрыгнуть. Но неловко, сам себе не веря. Наконечник копья ткнул селянина под лопатку. Левая рука слушалась Морверна еще так себе, но сноровки в обращении с копьем гость с юга не растерял.
Беглецы смотрели как хрипит, цепляясь за камень, камнетес.
— За-зачем? — пролепетал Эри.
— Для надежности, — охотно пояснил Морверн. — Вот тебя убивать вздумали, а ты всё в толк взять не мог за что, да про что. Теперь удостоверишься. Злодеи мы с тобой. И ты, хоть никого и пальцем не тронул, но убийца. Вон какого доброго мастера загубил. Конченый ты человек.
Мальчишка крепче сжал глупый молоток, попятился.
Морверн засмеялся:
— Да я не в том смысле. Не трону. Даже припасами поделюсь. Одна шайка, как не крути. Мешки переложим, да ходу.
— Куда? — сипло спросил Эри.
— Так куда подальше. Здесь нам рады не будут. Хочешь вместе пойдем, хочешь — врозь. Можешь в свою Озерную влезть, оборону держать. Великий подвиг будет. Если о тебе сагу услышу, обязательно добрым джином покойного смельчака помяну. Если, конечно, сам жив останусь.
— А ты куда? В Глор?
— Едва ли. Меня там не слишком-то ждут.
— Ложный след подсунул, да? — слегка оживился мальчишка.
— Соображаешь.
Наживку юный Уоган уже давно проглотил. Теперь крючочек мягко так его подцепил — мальчик и не понял. С надеждой глянул:
— Так идем в Авмор. Юную леди выручить нужно. Она моя родственница. В столице я за тебя слово замолвлю. Про убийство смолчим. Всё равно измена здесь. К самому чифтейну я пойду.
— Я за твою жизнь вступился, — с достоинством напомнил Морверн. — Меня, может, и пожалели бы, а уж тебя точно под нож. Так идем? Время терять глупо.
* * *
Старенькие шерстяные носки превратились в лохмотья на третий день. Теперь Эри обматывал ступни лоскутами ткани из разрезанной рубашки покойника. Впрочем, и происхождение ткани, и оставленные далеко за спиной раздетые мертвецы, Эри уже мало волновали. Кровавая мозоль на левой ноге тоже не беспокоила — ее удалось залепить разжеванной кашицей кошатки. Погони не было, лесное зверье на след беглецов не выходило. Диких дарков, как впрочем и мирных, не попадалось. Ночевали у костра. Морверн счел излишним разведение правильных — треугольником — охранных костров. Эри не возражал — сил не было. Идти, идти, шагать быстро, с рассвета до полной темноты, было тяжело. Просто шагать, не отвлекаясь на добычу пищи, разведку и иные меры предосторожности. Лишь первые сутки беглецы петляли и путали следы, выйдя на дорогу к Развилке лишь в сумерках. Но дальше легче не стало. Каждое утро Эри думал что подыхает. Выбраться из-под плаща, размять одеревеневшие ноги, позавтракать, двигая непослушными челюстями — сплошное мучение. Вынести молчаливое презрение Морверна — разбойник не скрывал своего пренебрежения изнеженным спутником-неумехой. В первый же день было заявлено, что заботы о костре полностью ложатся на «юного лорда», а с него, с Морверна, дров, нарубленных в Озерной, на всю жизнь хватит.
Шаг за шагом. Дорога, почти заросшая, съеденная лесом. Изредка срубленные ветви, мерзлые «яблоки» навоза, следы подкованных копыт и тележных колес. Шесть лошадей, шесть человек. Следов маленьких мягких сапожек не найти. Либо Гонорилья переобулась в грубую мужскую обувь, дабы сберечь нарядные сапожки для города, либо её здесь нет. За эти дни, полные упорной ходьбы, Эри успел передумать тысячу мыслей и всё больше склонялся к тому, что и камнетес и его домочадцы солгали. Едва ли ратольды изменили Короне, польстившись на серебро. Куш, конечно, большой, но и риск-то какой… И зачем им юная леди? Гонорилья вовсе не глупа. Догадается, в столице первому же лорду расскажет об измене Приозерья. Или они, крысы-сборщики, девушку обманывают? Но не могут же они её просто убить и в овраг бросить? И воспользоваться беззащитностью юной сироты они не осмелятся. Они же на службе короля, пусть и нечисты на руку. Или…
Морверн говорил мало, но если говорил, то ужасные вещи. Ухмылки по поводу собственной хилости Эри смог бы и не заметить. Вот уверенность разбойника в том, что над честью люди способны лишь смеяться, пугала. Впрочем, Морверну верить нельзя. Только безумцы разбойникам верят. Даже хорошо, что угрюмый спутник лишь десяток слов за день роняет. Опытного человека из себя строит. Странный он шпион.
В том, что Морверн — чужак с юга, Эри уверился на второй день. Проснувшись утром, спутник быстро разогрел фасоль. Позавтракали, но потом Морверн ни с того, ни с сего, вновь наполнил едва ополоснутый котелок водой и повесил над огнем.
— Нам торопиться надо, — напомнил Эри, морщась и пытаясь размять ноющие икры.
— Обожди. Потом вприпрыжку поскачем, — буркнул Морверн.
Эри жался к теплу костра, наблюдая как разбойник правит на камне нож. Отчего-то весьма зловещим это действо казалось. Да и когда Морверн начал бороду свою кромсать, веселее не стало. Понятно, и сам Эри регулярно брил свою рыжую щетинку. Всё-таки не овцевод, в Озерной ходить мохнатыми у мужчин не принято. Но то всё-таки бритвой, а не ножом, которым баранов резали да дичь свежевали. Старенькая бритва так должно быть и лежит в каморке в башне. Она, собственно, одна на двоих была. Неужели Хухл и вправду умер? Убили старика…
