потому и называется Пепельный Гребень. Говорят, демоны — это создания тёмных богов, которых те за что-то заточили в Мир Мрака.
— Может, и вызывает, — согласилась Грапиша. — Недаром он за четыре года так укрепился, что даже перестал платить дань Кромедону.
— Это что! Говорят, я сам слышал от каких-то Мастеров, что Маг этот — сам колдун из Зловещего Замка! Тот, который десятилетиями жил на севере Кромедона в горах и творил зло! Думали, погиб он от чёрной магии своей, а он, наоборот, так ею пропитался, что сам уже почти демон стал, и, может быть, сейчас царю ратарскому служит и поможет ему захватить мир!
Про колдуна тоже было известно много. Он имел в собственности каменистую территорию далеко на севере, где вообще невозможно жить нормальному человеку, воздвиг там Замок, прозванный людьми Зловещим, и занимался страшными вещами. Поговаривали, что он проводит опыты над людьми, а иногда и просто убивает их без причины. Может быть, ест силу, чтобы дольше жить. Без спросу является в любой дом и вообще считает себя хозяином мира. Правда, от Замка он никогда далеко не отходил, и самые большие зверства творил именно в том северном районе.
Грапиша тревожно нахмурилась. Откуда он столько знает? Но потом успокоилась: гонец всё-таки. Тем более что это не обязательно правда. Что здесь, в Эльтане, можно знать про Ратарское Царство и Зловещий Замок?
— Почему же этот колдун сам не захватил весь мир? Разве ему хочется служить какому-то царю? — с ехидцей спросила девушка.
— Значит, царь нашёл способ его обуздать, — нашёлся гонец.
Грапиша отметила, что кроме стука копыт, шаркающих шагов гонца и её собственных чуть позади что-то ещё издаёт звук от соприкосновения с дорогой. Она обернулась. На расстоянии десяти измов, сжав в руке кулёк, шагал вчерашний её знакомый — Эник.
Грапиша остановилась.
— Уже? — Старкан перепугался, что на них нападают. Чуть присел, огляделся. Увидел ребёнка и успокоился.
Мальчик тоже остановился.
— Иди сюда, — поманила его Грапиша. Мальчик подошёл и доверчиво воззрился на неё большущими глазами. — Зачем ты за нами идёшь?
— А я в соседнее село путешествую, — заявил он, комкая в руках кулёк. — Людей посмотреть, себя показать.
— А что твои родители говорят? — Грапиша прищурилась и посмотрела немного строже.
— Ничего они не говорят, — мальчик шмыгнул, но только для вида. — Я никогда их не видел.
Приблизившийся гонец и девушка переглянулись.
— С кем же ты живёшь? — спросила она.
— Один. У плотника в сарае, там щель сверху есть, я залезаю и ночую. Я туда сена натаскал, — с гордостью заявил он. — Плотник и не знает. Но пора уже место менять, а то как-то тошно здесь стало…
Грапише стало печально от слишком взрослого тона мальчика. Она вспомнила, как вчера Эник, пытаясь казаться весёлым, говорил, что побежит лугом, потому что ему так веселее возвращаться домой, а вовсе не потому, что он не хочет, чтобы увидели, как он залезает в чужой сарай.
— Не боишься в путь, один-то? — склонил голову к плечу Старкан.
— А я не один, — храбро заявил мальчуган. — Я с вами!
Взрослые опять переглянулись.
— И что нам теперь с тобой делать? — спросила у Эника Грапиша. — Приведём мы тебя в соседнее село, а дальше? Опять будешь в дома через щели залезать?
— Может, и буду. А может, и нет. Найду, где хорошее место. И лучше бы там вредных мальчишек не было, а то они сиротой дразнят и оборвышем, — Эник склонил голову.
— Пойдём, — Грапиша как-то сразу приняла решение и положила руку Энику на плечо. Неужели ни в одном селе она не сможет найти доброго человека, вроде своей тётушки? Шестеро детей, и одна, без мужа — а дочку умершей от болезни сестры взяла, и ни разу словом злым не обидела. Неужели таких людей больше нет? — Ты завтракал?
— Я… нет. Но я могу долго не есть! — попробовал уверить он. Но девушка уже вынимала из заплечного мешка пирожок.
— Откуда ты взялся, такой смелый? — разговорчивый гонец нашёл очередного собеседника. Похоже, гораздо более склонного к беседам, чем Грапиша.
— Я, когда маленький был, у степных жил, — ответил мальчик, как будто сейчас он уже большой. — Они делали набеги на сёла и брали людей в плен, чтобы они на них работали. И взяли когда-то меня, но я не помнил, просто жил у них. А однажды они взяли в плен взрослого дядю, и он мне тогда сказал, что меня украли. Это мне два с половиной было. И мы тогда с ним сбежали.
— Ну вы и молодцы! — присвистнул Старкан. — Как же вам удалось?
— А степные на какое-то село набег делали, и разбили лагерь рядом. И проиграли. Никто назад не вернулся. А те, кто нас охранял, стали сворачиваться и уходить. И дядя тогда на них напал, и они подрались все, и все друг друга убили. Только мы с дядей ушли.
— Наверное, он очень сильный был, этот дядя, — уважительно сказал Старкан, втайне надеясь, что Грапиша окажется не слабее.
— Сильный, — солидно ответил мальчик. Потом как-то погрустнел. — Он умер потом, от раны. Пока мы до села дошли, поздно уже было.
— Почему же тебя в селе не приняли? — поинтересовалась Грапиша. Старкан опомнился и побежал ловить коня, который отыскал где-то возле дороги кустики чахлой травы и принялся их щипать.
— Сказали, что и так отца хоронить за счёт села придётся, а тут ещё и за беспризорником смотреть. Они ведь думали, что тот дядя — мой отец, а я ведь знаю, что нет. А хоронить… как будто я не знаю, что тела сжигать надо… и нечего тут тратить, только чтобы напиться и попировать вволю…
Глаза Грапиши сделались темнее. Она, хоть и сирота почти с рождения, ничего такого никогда не знала. Ну да, всегда говорили, что южные жители живут хуже — у них тут меньше воды, частые набеги степных… любой бы озлобился.
Очень не хочется, чтобы озлобился ребёнок с такими честными глазами.
— Лишний ребёнок, говорят, никому не нужен, — продолжал Эник. — Хотя и подкармливали иногда… вон, тётя Слаша очень добрая, иногда от ребят защищала, чтобы не поколотили… но она ведь не может меня к себе заселить, да и сын её меня никогда не любил…
— Ничего. Найдётся и для тебя семья, — сказала Грапиша и протянула Энику ещё один пирожок.
Следующий посёлок — Сепи — повстречался как раз к вечеру. Виден он был ещё издалека: местность — сплошь песчаник с редкими кустиками, деревья почти не попадаются, и с вершины
