Или все-таки отправиться в Адову Пасть, в главный храм, раз уж сама Саэтхиль ее ищет? Интересно, зачем?
* * *
Через час неота стояла на узком карнизе, прижавшись к холодному камню пещеры.
Внизу чернела глубокая яма, наполненная копошащимися змеями. Молодыми и голодными ушайдами. Их пока еще небольшие белесые тела, светившиеся в темноте, свивались в клубки, строили живые лестницы в попытке дотянуться до человеческого тела с теплой кровью и распадались, так и не взобравшись по отвесной стене, отполированной их же телами.
Повезло, что их недавно накормили до отвала и змеиные атаки были вялыми, скорее игривыми, чем охотничьими, иначе бы они и на такой высоте достали, потому что сетка, обычно закрывающая логово, была снята.
И еще повезло, что ушайды пока молчали и никто, кроме них, не заметил вторжения в святилище. Змеи шипели только в драках, когда атаковали врага, или от испуга. Драться тут не с кем, а слабую синтку можно не бояться, у нее ни жреческого топорика, ни кинжала нет на поясе.
Девушка старалась не смотреть вниз и дышать через маску неглубоко, чтобы ядовитые испарения, поднимавшиеся из логова змей, не слишком быстро затуманили разум. Маску тоже нельзя носить больше часа, иначе она начнет прирастать к незащищенной коже.
Но другого способа проникнуть в тайны Саэтхиль у девушки не было.
Только в этом месте в массивной задней стене личной кельи главной жрицы была небольшая трещинка. Оставалось только просунуть в щелку полую трубку с веером тончайших металлических листьев на конце, скрепленных таким образом, что при повороте кольца они расходились воронкой, — лучший способ для подслушивания сквозь стены, подсказанный духом погибшего отца неоты. Трубку ей подарили горы в один из дней, когда Безымянной разрешалось подняться на поверхность.
Отец показал, где вейриэны оставили для нее инструмент. Он часто показывал ей такие вещи, о которых девушка не могла никому рассказать, даже матери-жрице. Никто не должен знать, что вейриэн Грэмир с ней разговаривает.
Впрочем, считалось, что матери у неоты тоже нет. Неота — ничто. Ей даже еда не положена, она могла съесть только то, что отскребет от котелков после того, как поест последний из презренных обитателей подземного храма. Или найдет на поверхности в щедрых лесах и озерах горных долин.
При воспоминании о еде в животе громко заурчало. Так громко, что девушка испугалась, как бы не услышали собравшиеся в келье собеседники.
Напрасно боялась: за стеной разгорался ссора.
Спорили тихо, но яростно, и по меньшей мере трое. Голос двух участников она знала: ее родной матери Онриль и главной синтской жрицы — полубезумной старухи со странным именем Отраженная Саэтхиль.
А вот третий голос, принадлежавший мужчине, был ей незнаком, но Безымянная без сомнений отнесла его к благородным лордам-риэнам, хозяевам Белых гор. Для подземных жителей, обладавших мелодичными и нежными голосами, у него был слишком грубый и резкий тембр.
— Ты всего лишь жрица, Онриль, мне не нужно твое согласие, чтобы взять твою дочь! — рычал взбешенный мужчина.
— Господин прав, я всего лишь жрица, но моя дочь — нет!
— Не забывайся, — перебил ее дребезжащий старушечий голос Саэтхиль. — Девчонка должна отрабатывать свою пищу, как все жрицы.
— Как все жрицы? — язвительно переспросила Онриль. — Может, кто-то видел ее хоть раз в нашей трапезной? Тогда почему никто не взялся ее обучать нашим тайнам? Почему на ее поясе не висит жезл синтэ с бутоном эутаа? А самое главное — почему Чаша Цветка не дала ей имени? Или ты его услышала, Саэтхиль, и никому не сказала? Ты же у нас главная, должна была услышать. А если Чаша не приняла девочку, то она не может считаться дочерью храма и нет над ней ничьей власти, кроме материнской! А свое согласие я не дам! — торжественным певучим тоном завершила Онриль.
Девушка, продолжая прислушиваться через слуховую трубку, смахнула предплечьем проступивший на лбу пот, покосилась на кишевшую белесыми телами яму: нельзя было оставлять змей без внимания. Твари угомонились, словно уснули. И неота снова приникла к щели.
— Это так, Саэтхиль? — спросил мужчина.
— Не так! — прошипела старуха. — Неота — вещь храма, а вещи не имеют ни имени, ни желаний. Онриль давно внесла эту вещь в качестве первичного взноса, чтобы войти в круг жриц.
Что она говорит такое? — ужаснулась Безымянная. Но потрясения не закончились.
— Я покупаю у вас эту вещь по высокой цене, — заявил мужчина. — Кроме оговоренной суммы, я готов дать ей имя и взять младшей женой.
Обе жрицы изумленно помолчали, потом Онриль пришла в себя:
— Но высокие лорды женятся только на леди-риэнне, а многоженство у вас не практикуется, сиятельный.
Лорд! — сжалось сердце неоты. Это даже не глава ювелирного дома одного из многочисленных синтских родов, который положил на нее глаз. Это гораздо хуже! С лордом-риэном Отраженная Саэтхиль предпочтет договориться. Никто не может перечить горным магам.
— Зато у вас оно процветает, — мерзенько хохотнул маг. — Я женюсь по вашим обычаям, синтка. С соблюдением всех ваших ритуалов, если девчонка — именно та, кого я ищу и на кого мне указал… дух.
От Безымянцой не ускользнула заминка в голосе мужчины, и тревожное предчувствие поселилось в груди. Что имеет в виду чужак? Кого он ищет? И зачем?
— По нашим обычаям? — затаив дыхание, переспросила Онриль. — Но… Такого никогда не было. Никогда. Чтобы высокий лорд пусть даже временно, но назвал перед богами женой синтку-полукровку?
— Я неясно сказал, жрица? А после за развод и ваше молчание я заплачу отдельно, и девка вернется в твои паучьи лапки. Но я должен сначала увидеть и испытать девчонку, чтобы не ошибиться.
— Это лишнее, — проворчала старуха Саэтхиль. — Другой дочери от ветра ущелий и крови недр у нас нет. А по обычаям чужак не может видеть никого, кроме жриц Чаши.
— К демонам обычаи. Если бы никто не мог видеть маленьких беленьких синточек, то как бы появилась на свет ваша Безымянная? — хохотнул риэн. — Соглашайся, Онриль, пока я готов заплатить за твою никчемную девку. Иначе мои духи просто выследят ее на поверхности и похитят, и ты останешься ни с чем. И плевать на закон и договор. Никто ничего не докажет. Видишь, я даже не скрываю своих планов. Мне нужна эта девка.
— Если бы ты мог, сиятельный лед вершин, ты бы давно так сделал, — тихо ответила мать неоты. — Но на поверхности мою девочку защищают духовные братья моего погибшего мужа, и все твои родовые духи — ничто против стража Белогорья.
— Не забывайся, жрица! — разозлился чужак. — Видят предки, я хотел сделать все чисто.
