Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

— Ну, если я буду сидеть с постной рожей, пока мы не доберемся до Уандука, вам же самому тошно станет, — огрызнулся я, чувствуя, что отчаянно краснею.

Как был всю жизнь стеснительным нахалом, так им и остался. Иногда мне кажется, что человека совершенно невозможно изменить, сколь бы усердно ни колотила по его башке маньячка судьба.

— Ну, положим, я еще сам не решил, что меня больше раздражает: постные рожи или глупые ухмылки, — проворчал старик. — Пожалуй, и то и другое. Так что будь любезен, отыщи золотую середину и постарайся изобразить ее на своем непростительно юном лице.

— Получил? — Джуффин дружески толкнул меня локтем в бок. Голос его звучал не то сочувственно, не то злорадно. — Зато теперь мы с тобой в одной лодке, — оптимистически добавил он.

— Господа, вы еще не заметили, что меня безмерно раздражает ваша жизнерадостность? — буркнул Магистр Нуфлин. — Вы сами могли бы сообразить: ни одному умирающему не понравится то и дело получать наглядные доказательства и без того весьма очевидного факта, что его кончина не слишком огорчает окружающих.

— Ваша правда, — я почувствовал себя законченной скотиной. — Извините нас, сэр. Просто сейчас я чувствую себя скорее солдатом накануне сражения, чем гостем на похоронах. Сэр Джуффин здорово напугал меня рассказами о ваших могущественных врагах, которые будут подстерегать нас по дороге. И теперь я немного на взводе. А когда я на взводе, я начинаю хихикать по любому поводу и вовсе без…

— Ну и зачем ты так застращал мальчика, Джуффин? — укоризненно спросил старик. — В воспитательных целях?

— Просто я стараюсь быть откровенным со своими сотрудниками, когда это возможно. Человек имеет полное право знать, что ему грозит опасность. Хотя бы для того, чтобы не расслабляться и быть настороже.

— Пустяки, — отмахнулся Магистр Нуфлин. — Ничего с ним не случится. Будем надеяться, что со мной тоже… А теперь хватит болтать. Не знаю как вам, а мне время дорого.

— Безусловно, — кивнул Джуффин. — Пузырь Буурахри ждет вас в саду. Сэр Макс потрудился захватить с собой дорожную сумку. Насколько я успел вас изучить, прощальных сцен не намечается, верно?

— В таком случае помогите мне встать, — вздохнул Нуфлин. — Вот уж не думал, что однажды мне придется принимать чью-то помощь…

Его худое тело показалось мне почти невесомым. Я не ахти какой силач, но Магистра Нуфлина вполне мог бы пронести на руках через весь город. А рука, вцепившаяся в мое плечо, была такой холодной, что я ощущал ее ледяное прикосновение сквозь плотную ткань своей Мантии Смерти. Мне пришло в голову, что никогда прежде высокопарное название моей одежды не было настолько уместным, как сейчас, когда мне пришлось стать кем-то вроде Харона, на чьем утлом челне отправляются в свой последний круиз мертвецы…

Магистр Нуфлин покосился на меня с некоторым любопытством. Я понял, что он по-прежнему способен читать сумбурное содержимое моей башки, как утреннюю газету, и с удовольствием это проделывает. «Еще один ясновидящий, — удрученно подумал я. — Кажется, обитателей этого Мира, не способных видеть меня насквозь, можно пересчитать по пальцам…»

Что касается летающего пузыря Буурахри, меня ждал очередной сюрприз. Я-то все недоумевал: каким образом умудрился его проглядеть, пока мы плутали по саду? А когда Джуффин остановился на краю поляны, засаженной мелкими белыми цветами, похожими на маргаритки, и торжественно заявил: «Ну вот», я почувствовал себя полным идиотом.

Шеф укоризненно покачал головой.

— Чему ты удивляешься, Макс? Разумеется, я позаботился о том, чтобы сделать этот пузырь невидимым. Вернее, незаметным. Помнишь укумбийский плащ нашего Кофы? Ну так вот, я изучил его на досуге, и мне удалось сотворить подобное чудо с нашим летательным аппаратом. Не так уж это было сложно, между прочим…

— Ну, я-то, положим, его вижу, — лукаво заметила леди Сотофа. — И вы видите, правда, Нуфлин?

— Можно сказать, вижу, — согласился Великий Магистр. — Но контуры дрожат и расплываются, а сквозь днище корзины просвечивает трава… Наверное, дело в том, что я очень ослаб. Но если его видит Сотофа… Джуффин, ты уверен, что хорошо заколдовал это летательное средство?

— Не знаю, хорошо ли, но, скажем так, — неплохо. Могу вас заверить, что наши горожане не увидят ничего, как и сэр Макс, — Джуффин отвесил мне комический поклон. — А это главное. В таком деле чем меньше определенности, тем лучше!

— Интересно, как я буду забираться в корзину пузыря, если я его не вижу? — спросил я, почему-то чувствуя себя обиженным. Они-то все видят, гады, чернокнижники проклятые, а я — нет!

— Не печалься, горе мое, — усмехнулся шеф. — Как только ты к нему прикоснешься… — Он взял меня за руку и опустил ее на шершавую поверхность корзины.

И я тут же увидел пузырь Буурахри. Он не возник из небытия внезапно, как в кадре фантастического фильма, — его очертания открывались моему взору постепенно. Нечто похожее происходит, когда глаза привыкают к темноте, и ты с удивлением понимаешь, что мутная мгла, окружавшая тебя минуту назад, представляет собой вполне упорядоченное пространство, расчерченное четкими контурами узнаваемых предметов.

Сначала мы со всеми возможными предосторожностями усадили Магистра Нуфлина. Хвала Магистрам, у него ничего не болело. Единственным симптомом надвигающейся смерти была сокрушительная слабость, которая лишила его не только магической силы, но и способности ловко управляться со своим худощавым телом. Потом я тоже забрался в корзину и удивился, не обнаружив там ничего похожего на удобное ложе для умирающего старика. Зато в корзине было установлено громоздкое кресло с высокой спинкой. Магистр Нуфлин устроился там, как император на троне: прямой позвоночник, руки аккуратно сложены на укрытых пледом коленях. Даже взор его теперь казался мне вполне пламенным — откуда только силы взялись?!

— Вам будет удобно? — осторожно спросил я.

— Не слишком, — он пожал плечами. — Особенно когда мы поднимемся в воздух и начнется качка. Но если я улягусь, меня тут же начнет клонить в сон. А смерти, знаешь ли, куда сподручнее подбираться к спящему. Умереть, лежа под одеялом, не входит в мои планы. Кроме всего, это попросту недостойно!

Я понимающе кивнул и обернулся туда, где стояли Джуффин и леди Сотофа. Они молча смотрели на Нуфлина. Ничего похожего на печаль не обнаружил я в их фосфоресцирующих очах — ни единого намека хоть на какое-то чувство, для которого можно отыскать название в одном из человеческих языков. И в то же время это нельзя было назвать равнодушием. Я каким-то образом чувствовал, что на дне их глаз таится боль. Слабую тень этой боли можно нашарить разве что в темной глубине слова «навсегда», произнесенного шепотом и без малейшего намека на пафос.