Помолчав, Арлинг добавил, чувствуя, как в груди загорается огненный шар тоски по учителю:
— А еще серкет — это армия одного человека. Такая армия подобная льву и гиене, песчаной буре и ветрам-теббадам, грому и молнии. Потрясающая и таинственная, она внушает благоговейный страх всему миру. Однажды встретив, ты можешь полюбить его больше, чем себя. И отдать ему свою жизнь.
Они еще немного посидели в молчании, после чего Цуф ушел спать, чтобы набраться сил перед очередным порогом — завтра ему предстояло рассказывать серкетам о лампе, плаще и посохе. Понимая, что наболтал лишнего, Регарди не испытывал чувства сожаления. Ему нужно было произнести эти мысли вслух, чтобы понять, что именно сделал Подобный с серкетами. Возможно, раньше каждый Скользящий из Пустоши и был подобен армии одного человека, но войну с Подобным серкеты проиграли.
Завтра предстоял тяжелый день не только для Цуфа. Время истекало, Аджухам поправлялся, а силы имана могли быть на исходе. Завтра, после того как Цуф пройдет — или не пройдет — свой порог, Регарди проникнет в ту комнату, усыпив охранника. Дороги назад уже не будет. В плане было столько дыр, что через них можно было разглядеть даже холмы его далекой родины, но Арлинг решил, что медлить больше не станет. Оставалось предупредить Сейфуллаха. И хотя в голове противно звенела мысль о том, что в случае его провала Аджухам оставался незащищенным, халруджи уверенно прогнал ее. Все получится.
Но в тот вечер случилось еще одно событие, которое заставило его в очередной раз изменить планы.
Направляясь в комнату к Сейфуллаху, Арлинг столкнулся с Веором, который его искал.
— Мастер Амру, — официально обратился он, и Регарди забеспокоился. Серкетам было еще рано что-то подозревать.
— Настоятель Бертран приглашает вас позавтракать в его покоях в башне. В случае вашего согласия я приду за вами утром.
И хотя Арлинг думал, что готов к неожиданностям, такого поворота событий он не ждал. Приглашение на совместный завтрак с настоятелем могло быть чем угодно, но умело расставленной ловушкой он бы его не назвал. Если бы Скользящие хотели убить его, то сделали бы это давно — подложив в пищу яд, обрушив на него камни в пещерах, столкнув в озеро там, где он бы не выплыл. Удобных случаев было множество. Оставалось надеяться на внезапное везение, вызванное любопытством главного серкета к чужестранцу. Вряд ли в Пустошь приезжало много драганов.
— Передайте настоятелю, что я с великой благодарностью принимаю его приглашение, — произнес Арлинг, кланяясь Веору. На том и расстались.
«Началось», — подумал Арлинг, направляясь в комнату Аджухама чтобы рассказать ему о неожиданной удаче. Возможно, ему удастся освободить имана без лишней крови, которая обычно сопровождала его по жизни. И хотя Регарди никогда не признался бы себе в этом, очевидным было одно — он устал от смерти, и надеялся, что она устала от него тоже.
* * *
Арлинг медленно поднимался за Веором по лестнице и думал о наставлениях Аджухама. Они были странными. «Знаю, зачем он тебя пригласил, — ворчал Сейфуллах. — Не касайся его рук, не кланяйся три раза подряд и не вздумай трогать себя за щеки». Что Аджухам знал о серкетах, чего не знал Регарди, выяснить не удалось. На прямые вопросы Аджухам отвечать отказался, заявив, что не собирается разжевывать очевидные истины. Не став настаивать, халруджи оставил кучеяра в весьма хмуром расположении духа.
Когда Веор провел Арлинга в охраняемую комнату, где ученики проходили «пороги», Регарди убедился, что Сейфуллах был прав. Чтобы подняться наверх, в башню, им пришлось спуститься вниз — через ту самую дверь, которую описывал Цуф. Миновав сырой, пахнущий плесенью лабиринт из спутанных коридоров, они оказались у подножья каменной винтовой лестницы. Арлинг старательно запоминал дорогу, но вскоре был вынужден признать: даже если бы он убил охранника и проник в тайную комнату, то надолго застрял бы в подземных лабиринтах Пустоши. Несколько раз Веор останавливался, прежде чем войти в очередную комнату-переход, и Регарди мог только догадываться, какие ловушки она скрывала. За дверьми слышалось то гудение огня, то лязг метала, то щелчки самострелов. Все это очень напоминало дом имана в Школе Белого Петуха. Вспоминая, сколько времени ему потребовалось, чтобы научиться безопасно ходить по жилищу учителя, Арлинг сомневался, что сумел бы за одну ночь преодолеть все ловушки серкетов. Если бы вообще сумел. Пустошь Кербала показала зубы и когти, о которых он догадывался, но в которые не хотелось верить — слишком мирную картину являли собой Скользящие. Обитатели Пустоши изменились, но сама Цитадель осталась прежней — неприступной, опасной, манящей.
Когда они вышли в высокий колодец, сужающийся кверху, воздух стал суше, а температура выше. И хотя внутри башня, как и подземный зал, освещалась факелами и чадящими лампами, тепло, поднимающееся стен, подсказывало о раскаленном светиле, нагревающем Пустошь снаружи. Запахи тоже стали другими. Исчезли следы плесени и грибка, зато вернулись ароматы обожженной солнцем глины и жилых помещений. Если подземелье напоминало ритуальное место, то в башне, несомненно, обитали люди. Регарди уловил запахи жареного мяса и вареной каши, мокрого белья и мыльного порошка. Дом серкетов пах как жилище обычных людей. И хотя было понятно, что где-то они должны были готовить себе пищу и стирать одежду, но отчего-то запахи жизни тревожили сильнее запахов смерти, которые давно стали привычными и почти родными.
Бертран встретил его на верхней площадке лестницы, которая вела в небольшие, но хорошо освещенные солнцем покои. «Осторожнее», — велел себе Арлинг, переступая порог и чувствуя, что главный Скользящий не сводит с него глаз. «Он знает, что ты слеп, и ждет, когда ты ошибешься», — противно шептал внутренний голос.
Притворившись растерянным, Регарди замер, стараясь собрать как можно больше информации о новом месте, пока настоятель не предложил ему пройти дальше. Богатые запахи дерева — полированного и покрытого лаком — подсказали, что комната обильно обставлена мебелью. Многочисленные этажерки, стулья, стульчики, кушетки и столики превращали покои Бертрана в ловушку для слепого, бросая вызов способностям халруджи. Тяжелый гобелен на стене справа пах пылью, а с бронзовых подсвечников на стене у окна давно не счищали восковой нагар. Где-то чирикала птица. Ее голос доносился приглушенно, и Арлинг догадался, что комната, где он стоял, соединялась с другой — очевидно, спальной. Вместе с голосом птицы, оттуда раздавалось странное щелканье, понять причину которого не удалось. Борясь с желанием спросить о его источнике у Бертрана, Регарди медленно прошел к низкому столику, накрытому у окна. Узорчатые створки преломляли лучи солнца, задерживая жар, но наполняя комнату причудливыми тенями. Они больше подошли бы для дворца в богатом кучеярском городе, чем для суровой обители последних слуг Нехебкая.
