— А зачем...
— Не имею ни малейшего представления, — поспешил я избавиться от потока совершенно ненужных вопросов, на которые всё равно не мог придумать ответа.
Гномка помолчала. Пару мгновений, не больше. И спросила то единственное, что волновало её, по-видимому, больше всего:
— А он тяжёлый?
Следовало бы засмеяться, но искренняя забота на круглом личике выглядела так умилительно, что я жутким усилием воли затолкал смех в горло, изобразив то ли кашель, то ли приступ удушья. Но моё фырканье повлекло за собой лишь усиление тревоги в голосе Мирримы:
— Тебе снова плохо?
И вот тут я заржал. Именно — заржал. Даже лошадка, запряжённая в телегу, повернула голову в нашу сторону. Из глаз брызнули слёзы, и мне потребовалось не меньше пары минут, чтобы взять себя в руки. Сначала гномка не могла понять, что происходит, но постепенно и до её недалёких мозгов дошло, что я просто смеюсь. И, разумеется, если смеюсь, то смеюсь над ней. Маленькие кулачки сердито уткнулись в бока, щёки залил румянец, голубое небо взгляда затянулось грозовыми тучами.
— Да как... Да ты... Да я... Тут... Так перепугалась... А он...
Я выдохнул последнюю смешинку и лучезарно улыбнулся:
— Не напрягайся так, милая!
В беседе вновь наступила пауза, потому что Миррима шлёпала губами, как выуженная рыба, но ни одного звука до меня не долетало. Ох, опять Джерон во всём виноват... Ладно, примем меры.
— Извини, пожалуйста, я не дал тебе договорить... Я смеялся вовсе не над тобой — только над твоими словами...
— Ты хочешь сказать, что мои слова не имеют ко мне никакого отношения?! — Она явно была не прочь поскандалить.
Как там твердит народная молва? Милые бранятся — только тешатся? Всё с тобой понятно, милая: ты без ума от меня! Думаете, шучу? А чем тогда объяснить столь открытое, даже, можно сказать, назойливое внимание к моей скромной персоне со стороны малознакомой особы женского пола? В редкие минуты честности с самим собой я прекрасно сознаю, что не обладаю — ни во внешнем облике, ни в глубинах души — никакими выдающимися качествами, которые могли бы вызвать уважение (не говоря уж о восхищении!) и желание поближе познакомиться... Она же видела, что от меня нет никакого проку в простейших житейских ситуациях! И всё равно, как репей, цепляется... Есть, правда, ещё одно возможное, но не слишком лестное, объяснение... Что, если гномка решила открыть приют имени себя для сирых и убогих? А я буду первым подопытным? Ну уж нет! Такая забота мне не нужна!
Ничего, скоро этот несовершеннолетний клещ оставит меня в покое! Не пройдёт и пары часов, как между нами протянутся мили дорог. И надеюсь, что места назначения окажутся в противоположных концах Королевства!
Впрочем, не стоит делать ход моих мыслей достоянием посторонних зрителей, тем более что купец и так косится в нашу сторону с плохо скрываемым любопытством. Да и Миррима обидится, если узнает, о чём я думаю... Ладно, постараемся прогнать с лица глупую ухмылку и продолжим беседу со всей серьёзностью.
— Я не намерен тратить силы на ссоры с тобой, милая. Хватит того, что я уже пережил... Я очень устал. Правда. И пытался отдохнуть, когда ты завела этот глупый разговор с хозяином...
— Глупый?!
— Ну хорошо, хорошо, пусть будет «бесполезный»...
— Это ещё почему?
— Твоё описание моих сомнительных достоинств завело человека в тупик, ты не заметила?
— Но я говорила как есть!
— Именно. «Как есть», но — для тебя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Тебе не приходило в голову, что я веду себя немного по-разному с разными людьми?
— То есть ты не всегда дурак?
Будь у меня менее сонное настроение, я бы её отшлёпал, клянусь!
— Примерно.
— Но какое это имеет отношение к внешности?
— Самое прямое. Восприятие собеседника зависит от его манеры речи, тона голоса, набора жестов...
— Ты опять?!
— Что? — На этот раз «тупил» я.
— Опять ведёшь заумные беседы?!
— Прости, — я беспомощно улыбнулся. — Иногда меня заносит.
— От этого нужно избавляться, — с видом знатока заявила гномка.
— Учту. А теперь объясни, что тебе нужно от меня?
— Ну-у-у-у... я беспокоилась. — Могу поспорить, что новая волна румянца залила круглое личико по иной причине, нежели та, что вызвала прежнее его кратковременное покраснение.
О существовании купца было забыто сразу же после того, как Миррима увидела моё лицо. Что до меня, то мне доставляло некоторое садистское наслаждение искоса подглядывать за мучениями добровольного наблюдателя. Несчастный человек был вынужден слушать всю чепуху, которую мы несли, нимало не смущаясь его присутствием. Не думаю, что он понимал и половину наших слов, но продолжал мужественно фиксировать в памяти каждую произнесённую фразу, одновременно пытаясь делать вид, что его куда больше волнуют приготовления к отправке обоза.
Согласен, со стороны мы выглядели странно: гномка в растрёпанных чувствах и совершенно квёлый парень, который даже не удосужился приподняться со своего «ложа», — что у них может быть общего? Собственно говоря, ничего общего у нас и не было. По моему скромному разумению. Что же касается мнения на сей счёт моей собеседницы, то она не спешила им поделиться, а я не проявлял интереса.
Она беспокоилась... Из-за чего, скажите на милость?! Знакомы — без году неделя. Нежных чувств друг к другу не испытываем. Вроде я ей ничего не должен... А она мне? За испорченную одежду разве что... И потрёпанные нервы. Ладно, попробуем выяснить...
— Вот как? — Я картинно изумился.
— А что такого? — Миррима попыталась выкрутиться. — Тебя так крючило на стрельбище...
— Могу себе представить. — Я вздохнул.
— А потом тебя куда-то унесли...
— И, конечно, тебя так беспокоила моя судьба, что ты принялась меня искать? — Я не хотел язвить, но горечь сама собой проникла в голос.
Гномка куснула губу.
— Ты не веришь?
— Почему же... Верю. Только не могу понять причин.
— Причин?
— Помнится, ещё до той безобразной сцены, после которой я потерял сознание, ты успела получить хорошую затрещину, — заметил я, прищурившись.
Гномка снова начала розоветь:
— Это... Ну... В общем...
— Было справедливо, — подытожил я.
— Да, — облегчённо выдохнула Миррима.
— Поэтому ты на меня не обижаешься.
— Да.
— Что-то ещё?
— Да... — Она протянула мне ладошку, на которой тускло поблёскивала монета. — Твой выигрыш.
А я и забыл... Надо же... Она пришла, чтобы отдать мне деньги? Куда катится мир?
— Спасибо, конечно, но мне даже некуда её положить.
Гномка немного подумала и потянула за шнурок, выглядывавший из выреза платья. На свет божий был извлечён маленький кожаный мешочек из тех, что используются несовершеннолетними девицами для хранения всевозможных любимых мелочей и талисманов. Красивый такой мешочек, даже с вышивкой, и шнурок крепкий, сплетённый из тоненьких полосок кожи.
