— Благодарю, сударыня. — Еще одна чашка — и тошнотворная, горько-сладкая жидкость хлынет из ушей. — Это было бы прекрасно.
— Я сейчас распоряжусь.
Шуршащие шелка, запах роз, тихий стук потайной дверцы… В Янтарной спальне тоже пахнет розами, но сначала — дело.
— Джереми, сколько осталось?
— Трое, — с нескрываемым облегчением откликнулся северянин, — камеристка и конюхи.
— Сперва камеристку. — Сейчас он в шестнадцатый раз услышит про наследство в Рафиано.
— Да, монсеньор. — Все, что случилось с Иноходцем, от выстрела в Эпинэ до нынешнего нападения, — звенья одной цепи. Нужно ускорить свадьбу. Повелителю Молний нужен наследник, и чем скорее, тем лучше
— Камеристка, — невозмутимо доложил Джереми, — зовут Ваннина.
— Монсеньор. — Похожая на щуку шатенка сделала книксен. Прошлым летом она подавала им с Марианной шоколад. Прямо в постель.
— Во время нападения, — сухо уточнил Ричард, — ты была у родных?
— Да, монсеньор, — затараторила щука, — госпожа меня отпустила. Кабы я знала, что такое случится, ни за что бы не ушла, но кто мог подумать…
— Ваннина, — прервал словесный поток Дикон, — пропал истопник. Что ты о нем можешь сказать?
— Он крался как кот, — глаза Ваннины стали злыми, — как кот-вор. Он все вынюхивал, везде шнырял. Его дело — камины, затопил и спи, так ведь нет! Везде норовил пролезть, то дымит у него, то растопки мало…
— Все? — Эта злюка сейчас навспоминает, утонешь. — Больше ничего не заметила?
— Невежа он был, — отрезала камеристка, — грубиян. Обхождения деликатного не понимал. Дориан, камердинер господина барона, он сейчас в отлучке, говорил, что обтешется, да деревенщина деревенщиной и подохнет. Уж вы меня, монсеньор, простите, только нечего проходимцев всяких подбирать. Толковала ведь я Дориану, что нечего истопнику в парадных залах толкаться, а тот заладил, что не моего ума это дело. А у господина барона сердце доброе, а понятий об жизни, словно у егойных воробьев. Ну и кто прав?
— По всей вероятности, ты, — подал голос Нокс, и лучше б он этого не делал.
— Я гаденышей за хорну чую. — Ваннина сделала книксен полковнику. — Вот хоть господина Са-лигана взять… Вроде маркиз, а об обхождении никакого понятия! Ни одеться тебе, ни помыться. Какой он кавалер, когда ровно из хлева вылез, а туда же, на госпожу глаз положил, только госпожа баронесса грязи не любят, госпожа к чистоте привыкли. Уж если они кавалера привечают, то у него все на месте — и обхождение, и личико, и одет как положено, да монсеньор и сами знают…
Служанка многозначительно улыбнулась, это было неприятно: Кому еще она наболтала? И ведь не уймешь…
— Ваш шадди. — Старичок с подносом появился удивительно вовремя.
— Передайте мою благодарность баронессе. — Дикон поднес невесомую, расписанную бабочками чашечку к губам. Навязчивый горький запах вызывал тошноту, а ведь некоторые этим пойлом восторгаются. Юноша поставил шадди прямо на пустой лист. Пора было заканчивать.
— Итак, ты Гильермо не доверяла и говорила об этом камердинеру господина Капуль-Гизайля, а он внимания не обратил. Это все?
Это было не все. Далеко не все.
— Господин Дориан много о себе полагает. — Баронский камердинер явно не давал Ваннине покоя. — Еще был бы он камердинером монсеньора… Или господина Эпинэ, или господина Марселя, а он кто? Да никто, а носом сейчас луну сшибет… А все с того, что госпожа баронесса совсем барона разбаловали. И птички ему, и черепки. Оно понятно, деток нет, деньги есть, чего не побаловать, только лучше б они в строгости дом держали.
Господин Салиган, тот тоже хорош! Пакость всякую таскает, а тот и платит. И чего не заплатить, денежки-то не его. Муженек-то к нам голодранец голодранцем подкатился, только добра и было, что клетка с воробьем этим желтым. Правда, человек он добрый, свое место знает, только лучше б он…
Вошла Марианна, тихо села рядом с Ноксом. Нокс покосился на баронессу и неожиданно поправил воротник.
— Сударыня, — полковник наиучтивейше наклонил голову, — мы почти закончили. К сожалению, ничего важного узнать не удалось, но монсеньор не теряет надежды.
— У вас есть более важные дела, — просто сказала Марианна, — но когда выдастся свободная минутка, вспомните, что в этом доме вам рады. К вам, господин Нокс, это тоже относится.
— Благодарю. — Служака растерялся, и Дику впервые за последние три дня стало смешно.
— Полковник Нокс, — объявил Повелитель Скал, — отныне лично отвечает не только за мою безопасность, но и за вашу.
— Будет исполнено, — отчеканил северянин. — Сударыня, вы под защитой Скал.
— Я тронута, — женщина благодарно улыбнулась, — но это, поверьте, излишне. Вряд ли разбойники вернутся, а у вас столько дел.
— Служить вам — наш долг, — не согласился Нокс. — Ваша камеристка утверждает, что пропавший истопник вел себя подозрительно. Она говорила о нем с камердинером вашего супруга, но тот не обратил на это внимания.
— Глупости, — улыбнулась Марианна, — у Ваннины очень живое воображение, и она никогда не ладила с Дорианом. Теперь, когда Гильермо исчез, она найдет, что вспомнить, когда же он был в доме, Ваннина находила его общество весьма приятным.
Если так, неудивительно, что истопник сбежал. Ричард поймал бархатный взгляд и улыбнулся в ответ. Как же она перепугалась в эту ночь и как держится. Удивительная женщина, просто удивительная!
— В таком случае не смею долее мешать вашему отдыху. Благодарю за объяснение и за… шадди.
— Что вы, — как мало слов и как много сказано, — это я ваша должница. Ваннина, ты свободна.
Лицо служанки стало упрямым.
— А монсеньор меня не отпускал. Монсеньор еще не знает, что Гильермо сговаривался с господином Салиганом. Вот так-то, сударыня! Я-то думала, они о плошках бароновых шепчутся, а они на вас нацелились. Уволочь хотели, только господин Эпинэ помешали…
Удачу нужно обмывать, а то иссохнет, как жаба в жару. Нельзя возвращаться на корабль со всеми деньгами, море скаредов не терпит: не поделишься с трактирщиком, отдашь все крабьей теще.
— Еще можжевеловой. — Юхан Клюгкатер с достоинством стукнул о дубовый стол пустым стаканом. — Нам с другом Леффером!
— Будет сделано, — проорал сквозь грохот бубна подавальщик. — А закусить?
— Мясо? — повернулся Добряк к лейтенанту, подтвердившему трагическую гибель груза и сопровождавшего его интенданта.
— Свинину! — постановил Леффер. — На углях!
— Питер, а тебе чего? — Племянничек взгромоздил на колени первую в своей жизни девку и ни устрицы не соображал, но спросить-то надо. Родная кровь, как-никак.
