Сейчас Турмай играл нежную мелодию, напоминающую шелест ветра по снегу и зов совы, прерываемый тягучим гулом.
— Закройте глаза и коснитесь у’лу, — сказала ей Белан.
Сенет так и сделала, и рог, гладкий и теплый от дыхания колдуна, завибрировал у неё в ладони.
Несмотря на то, что глаза её были закрыты, она ощутила сначала вспышки света, а затем её словно приподняло и вынесло сквозь отверстие в дымоходе наружу.
Вереница образов пронеслась в её мозгу — смутные проблески рыжей степи, горы, менее изрезанные, чем те, что защищали ее фей’таст, и широкий блик света на бескрайней глади воды.
Великое Озеро возле тирфейского города под названием Вольд. Много лет тому назад она пересекала долину, будучи всадницей Эбрадоса, и ей пришлось пробираться ночью через этот спящий город. Она до сих пор ещё могла вспомнить его запахи и грязь. Но Озеро! Ей никогда не доводилось видеть зрелища краше, чем тогда, стоя на берегу в сиянии полной луны.
Однако магия Турмая увлекла её вперед, всё дальше и дальше от знакомых мест, по лесам и полям, и по массе воды, после которой Великое озеро стало казаться всего лишь лужей.
— Море, — прошелестел в сознании голос колдовского у’лу. — Мой народ когда-то жил по его берегам, пока светлокожие люди не прогнали нас в горы. Мы были мореходами и рыбаками, и крики прибрежных чаек всё ещё тревожат нас по ночам.
Песнь ул’у достигла странных тревожных высот, похожая на крики тех белых птиц, что ей виделись кружащими над гладью озера.
— Здесь и там — всюду, куда хватает взор — простирается твоя исконно родная земля, Сенет, дочь Матриель.
Они миновали гористый остров, и затем по морю снова достигли земли, напоминавшей её родину лишь цепью гор, возвышавшихся на фоне тёмного синего неба.
— Ауренен, — голос Белан донёсся до неё откуда-то издалека.
Кусок суши между горами и морем был высохшим и белесым, словно старая кость.
Колдовство Турмая повлекло ее в город на берегу. Крошечные домики со знакомыми куполообразными крышами были похожи на куски белого мела, разбросанного по песку вдоль побережья.
— Бледное дитя находится здесь.
— Вы можете показать мне его?
— Я не могу его видеть, однако чувствую его присутствие, будто смутное пятно в моём сознании.
— И в моих видениях не видно его лица, Кирнари, — прошептала Белан. — Там какая-то магия, сквозь которую я не в силах прорваться. Однако могу утверждать, что, он мал, как ребёнок и не имеет крыльев.
— Но это точно, что в его жилах течёт наша кровь? — пробормотала Сенет.
Кровь Первого Дракона, того самого, от которого произошли все ’фейе, и что так ярко проявилась в её народе, дав им исключительную магическую силу.
С того момента, как они обосновались здесь и стали заключать браки между собою, появилось уже несколько детей, имеющих от рождения на спинах зачатки крыльев, или глаза цвета лунного блеска стали.
Как бы ни было, в один прекрасный день тёмные маги Тирфейе раскрыли тайну своей крови, и нашли способ использовать её для создания тайан’джилов, чья способность к исцелению превосходила всё виденное когда-либо прежде.
Конечно, за многие века, пока чужаки использовали чудесный эликсир, созданный магами при помощи существ с белой кровью, слухи расползлись невероятно. Путь, по которому он доставлялся в великие державы, прозвали Белой Дорогой, хотя никому не было достоверно известно о ней.
— Да, в этом нет никакого сомнения, — ответила Белан. — Однако она не совсем чиста. Что-то не правильно.
Не чистая кровь. От этих слов сердце Сенет забилось сильнее.
— Чтобы попасть в Ауренен, потребуется не один месяц, — призадумалась она в тревоге. Кто знает, какие бедствия могут произойти к тому времени? И невозможно предугадать, насколько силён этот загадочный тайан’джил, однако беспокойство, не покидавшее её с тех самых пор, как она увидела появившуюся перед ней Белан, теперь только усилилось.
Если тайан’джил, порождение нечистой крови, как-нибудь навредит ауренфейе, несмываемый позор ляжет на неё и её клан. И все эти века, что пролегли пропастью между ними и их ауренфейскими потомками ничего не изменят. Увы, атуи не отменить из-за времени или пространства. А значит на этого тайан’джила следует предъявить права, и значит Эбрадосу предстоит новый путь — и неважно, сколько продлится поход и насколько опасен он будет.
Так они поступали всегда — это был способ выжить, с тех самых пор, как столетия назад Хазадриэль привела избранных на безопасный север. Это было и делом чести, и тяжким бременем Эбрадоса, охраняющего Белую Дорогу, и не было иного пути.
Постепенно видение растаяло и раскалённый тяжелый воздух вновь обступил её со всех сторон.
— Спасибо, друзья мои, — сказала она, желая поскорее снова очутиться снаружи.
Однако нечто, засевшее в подсознании, не давало ей покоя с тех самых пор, как Белан впервые привела к ней колдуна.
— Турмай, почему ты видишь этого ребенка? Он же не имеет ничего общего с рета’ноями?
Старик пожал плечами.
— Видения посылает Мать. Я всего лишь следую им.
Его пальцы двигались по у’лу, чётко следуя рисунку.
— Всё записано здесь, весь предначертанный путь. А значит, мне предстоит отправиться вместе с вашими искателями.
Сенет поглядела на него изумленно. Насколько ей было известно, рета’нои никогда не покидали свою долину. И опять, в который раз, они остались себе на уме и не дали ответа. Но кому ведомы их пути-дороги? Кроме того, подумалось ей, столь мощный колдун станет несомненным подспорьем в поисках.
— Благодарю, друг мой.
Выйдя из хижины, она натянула рукавицы, на пару секунд прикрыла глаза, ослепленная сверканием снега, и сделала глубокий вдох. Судя по тому, как сдвинулось в небе солнце, прошло не более часа.
Её волосы и одежда провоняли запахами колдовского жилища.
Вскочив на свою косматую кобылку, она направила её вниз, через деревню рета’ноев, а потом послала в галоп по дороге, занесенной снегом, спеша навстречу свежему ветру, бьющему прямо в лицо.
После того, как Белан и Кирнари удалились, Турмай сидел ещё какое-то время неподвижно, уставившись на огонь. Его пальцы снова и снова пробегали по узору, означавшему предстоящий путь: баланс должен быть сохранен. Время пути — от ворот рождения до ворот смерти — определяет Мать, и эти пути текут, подобно реке, только в одну сторону. Но бледное дитя нарушило этот порядок. И Мать пребывала в гневе.
Он невесело погладил свой у’лу. То был прекрасный инструмент. Сколько исцелений он совершил с ним, сколько рождений, да и менее волшебных вещей, когда это было необходимо. Этот инструмент у него уже почти десять лет, и всё время ждал этого часа, когда придет пора обратиться к пророчеству, записанному в его узорах.
