— Что это с ним? — она еще плохо знала повадки дворцовых жителей.
— Паясничает, что ж еще, — Арита пришла в себя первой и небрежно двинула Шута в плечо носком туфли. — Эй, Пат! Вставай, хватит дурачить нас.
Шут приоткрыл один глаз и остекленело уставился на маркизу, а потом отчетливо произнес тонким голоском блаженного идиотика:
Время новое грядет —
Берегись, красавицы!
Скоро станет ваш черед
По домам отправиться!..
Он широко ухмыльнулся и стремительно вскочил на ноги, умудрившись в едином движении отвесить дамам поклон. — Простите, спешу! — легко сделав сальто назад, Шут выскользнул из беседки и поскакал прочь.
«Новая королева, значит! Ну, это мы еще поглядим!» — он знал, что его нелепая выходка основательно взбодрила зарвавшихся фрейлин, и это слегка подняло Шуту настроение.
Покинув сад, он направился к капитану королевской гвардии, которого — так сложилось — знал достаточно хорошо. Не считая рыцарского ордена, гвардейцы были основной военной силой короля. Армия, конечно, тоже существовала, но, по правде сказать, больше для виду. Закатный Край давно ни с кем не воевал. Все королевства, незамысловато называемые Серединными, уже несколько веков, как заключили меж собой соглашение о мире: Линвэлл, Герна, Ферестре и другие спокойно соседствовали с Закатным Краем, вели взаимовыгодную торговлю и подозрительно поглядывали в сторону Диких Княжеств, к которым относился и Тайкурдан…
Так что армия в Золотой носила номинальный характер. Чего нельзя сказать о гвардейцах, которые днем и ночью оберегали покой короля под предводительством своего легендарного капитана.
Шут знал, если уж добиваться правды, то именно у него. Дени Авером был известен при дворе как человек патологической честности. Врать и выкручиваться он не любил и не умел, поэтому, когда не желал что-то говорить, попросту молчал. За свои полсотни с лишним лет капитан не нажил ни жены, ни детей, ни даже поместья какого захудалого. Зато его гвардейцы были гордостью короля. Дени творил их по своему образу и подобию — служение короне превыше жизни. И, надо сказать, эти вышколенные ребята своего капитана уважали, многие называли отцом. Однако ж и врагов Авером имел изрядное количество. Не всех устраивала железная дисциплина, да и честолюбцев, охочих до выслуги, всегда хватало. Таких, что о внешности своей пекутся больше, чем об остроте клинка. В гвардии они надолго не задерживались, если только не имели за спиной родственников с тугими кошелями. И, насколько было известно Шуту, именно в необходимости мириться с этими отпрысками богатых фамилий крылась главная печаль капитана Дени, который мечтал видеть гвардию цельной и сплоченной. «Как можно полагаться на гвардейцев, если из них едва ли не треть — дерзкие сынки родовитых дворян, полагающие, что им все позволено? Что гвардия — это просто шанс блеснуть перед Его Величеством и даже пролезть в фавориты. Разве они готовы до последнего вздоха защищать своего короля?» — восклицал Дени. Шут разделял сомнения капитана, да и в целом отношения у них были дружеские. В отличие от большинства придворных, Авером никогда не относился к Шуту как к дураку — он не умел врать сам, но и чужое притворство вычислял с первого раза. «Мне, — объяснял он, — по долгу службы положено людей насквозь видеть. Я бы много чего мог порассказать о каждом, кто столуется у нас во дворце…». Он мог бы, да…
Одно было странно: от какого помрачения капитан вдруг стал делиться новостями с Аритой? Впрочем, эта-то и соврет — не дорого возьмет.
Шут нашел Дени в казарменном зале собраний, где тот проводил очередную нравственную беседу с самыми молодыми воспитанниками, только готовыми принять присягу. Проскользнув в комнату, Шут беззвучно прикрыл за собой дверь и присел на лавку, которую почти скрывала густая тень от высокого стеллажа с тренировочными мечами. Кандидаты в защитники королевской семьи стояли перед капитаном ровным строем и едва сдерживали радостное возбуждение. Похоже, именно в это утро мальчишки получили свою парадную форму — черные с золотым кантом мундиры — и очень гордились ею. Не без удивления Шут заметил среди них сына одной из знакомых графинь.
«А этот-то что здесь делает? — подумал он, разглядывая юного графа. Младший и самый любимый наследник своего отца, Теол Арималь всегда был ужасно болезненным и робким. — Какой из него защитник? — впрочем, надо отдать должное, стоящий перед Дени молодой человек почти не походил на того бледного мальчика, каким Шут запомнил его. В новой ладно сидящей форме графский сын выглядел вполне мужественно. Но главное, Шуту понравились его глаза: не испуганные и не нахальные, как это свойственно многим отпрыскам знатных семей, а полные огня и готовности следовать науке капитана. — Молодец все-таки Дени!» — улыбнулся Шут.
Главный гвардеец Закатного Края был среднего роста, поджарый и крепкий. Его почти седые волосы, коротко остриженные чуть ниже ушей, резко контрастировали с загорелой темной кожей лица. Прямые узкие губы, крючковатый ястребиный нос и длинный шрам на правой щеке — облик воина…
— Так вот я вам еще раз повторю, — Авером прошелся вдоль шеренги новичков, потрясая тяжелым знаменем гвардии, — это — не просто тряпка на шесте! Это ваша честь, ваша клятва, ваше имя! Через два дня вы не просто будете целовать это знамя, вы присягнете короне, а это, мальчики, — не шутка. Поэтому я вас еще раз прошу, подите прочь, если думаете, что служба в гвардии — это красивая форма и барышни в соплях от восхищения вашим бравым видом. После присяги вы станете людьми короля, его защитой, опорой и щитом! Раз и навсегда. Уяснили? Можете быть свободны, — Дени отвернулся от мальчишек и направился к Шуту, прогоняя с лица суровость. — Ну, здравствуй, господин Патрик. Ты, говорят, болеть изволил?
— Было дело, капитан. Уже, как видите, здоров. А вы сами?
— А мне чего? Я, брат, отродясь ничем не хворал, — Авером заботливо прислонил знамя к стене и сел на соседнюю лавку. — Вот, разве что, заработал синяков накануне, решил, так сказать, лично проверить навыки офицерского состава…
Шут улыбнулся:
— Надо полагать, они вас не разочаровали.
— Нет, друг мой, нет, очень даже хороши ребятки! Но, довольно, — Авером стал серьезен, — Ты ведь о сплетнях узнавать пришел, так?
Шут не спешил говорить, он почесал согнутым пальцем переносицу, поглядел на Дени пристально и как бы нехотя кивнул. Взгляд капитана стал тяжелым, на лице его как-то разом обрисовались все морщины:
— Правда это, Патрик, — горечь в голосе Дени сказала Шуту больше, чем сам ответ.