Луис немедленно упал ниц. Он понятия не имел, кто этот человек, однако пурпурная лента, да еще и тот факт, что ректор университета уступил ему свое удобное законное место, означали, что лучше переусердствовать с формальностями, чем нечаянно выказать непочтительность.
— Встань, схоластик.
Его певучий голос имел весьма необычный тембр. И кожа гладкая, как у женщины, без бороды, руки и ноги длинные, ладони узкие и изящные. На пальцах золотые кольца, причем одно такое тяжелое, что смахивает на государственную печать. Конечно же, это евнух, понял Луис.
Он поднялся.
— Ты знаешь кто я?
— Нет, господин, не знаю.
Гость в задумчивости провел языком по нижней губе. Луис заметил, что ректор не сводит с евнуха глаз, а на его лице застыла улыбка, напоминающая порез на кожице апельсина.
— Я начальник священных покоев. Препозит.
Луис инстинктивно поклонился. Препозит — тот, кто спит рядом с императором, — был вторым по могуществу человеком в империи после самого василевса, а некоторые сказали бы даже, что и могущественнее его. Василий вечно отсутствовал, ведя свои войны. Император не любил придворной жизни, даже когда не воевал, поэтому в основном он проводил время в своей резиденции на побережье. Начальник же оставался в Константинополе, он отвечал за повседневное благополучие города.
— Он не похож на умника, — сказал препозит ректору.
— Он лучший кандидат для той работы, о какой ты говорил, господин, — ответил ректор. — Никого лучше и быть не может.
— Может, ты отдаешь его мне, потому что он чужестранец, а ты не хочешь лишиться кого-нибудь из своих ученых?
— Этот человек сведущ в оккультных науках, господин.
Последовала долгая пауза. Лицо начальника священных покоев было столь же непроницаемо, как лик луны. Луис с ректором ждали, что скажет евнух, и ждали они довольно долго.
Наконец он заговорил.
— Ты чужестранец. Ты живешь здесь, при университете?
— Нет, я живу…
— В квартале у маяка.
Луис ничего не ответил, только чуть склонил голову. Евнух хотел нагнать на него страху, поэтому самое разумное — позволить ему. Нет смысла меряться силами с могущественным человеком. Пусть лучше напугает тебя своим долгим молчанием и телохранителями.
— С женой. Которая, кажется, гораздо выше тебя по рождению.
Луис хранил молчание.
Начальник священных покоев надул губы.
— Ты произвел на меня впечатление, — сказал он. — Молчание это талант, причем из весьма ценных.
После чего Луис почувствовал, что действительно не сможет говорить, если ему не зададут прямой вопрос.
— Что ты думаешь о магии, схоластик?
— Господин?..
— Что такое, по-твоему, магия?
Луис переступил с ноги на ногу.
— Церковь учит нас, что через тех, кто творит зло и завидует, вершит свою работу дьявол.
— Но что думаешь ты сам?
— Я склоняюсь к той же мысли. Хотя теоретически я способен понимать ересь, даже придумывать аргументы с точки зрения еретиков, чтобы наши святые отцы могли опровергать их, но…
Начальник священных покоев вскинул руку, приказывая Луису замолчать. Он сунул ладонь под тунику, вынул из кармана монетку и положил на стол.
— Посмотри на это и скажи, что ты думаешь.
Луис взял монету. Это была старинная римская монета, отчеканенная в период основания Константинополя. На одной стороне был изображен Константин вместе со своей матерью, Святой Еленой, на другой — Христос на кресте. В монете была просверлена дырочка, чтобы носить ее как амулет.
— Это амулет, господин, — сказал Луис, — вероятно, на удачу или дарующий власть.
— Да, так и есть. И должен сказать, весьма действенный амулет. Откуда берется его сила?
— Из изображения Животворящего Креста.
— Это та же сила, что исходит от Господа?
— Вот это сложный вопрос, господин. Многие пьяные старухи бормочут заклинания, поминая имя Христа. Все зависит от того, как его используют. И, конечно же, кто его использует. Размышления, правильные размышления над образом Христа помогают нам приблизиться к Господу, что бы там ни утверждали иконоборцы. Крест — символ веры, а только через веру можно творить чудеса. Однако у дьявола множество личин.
— Говоришь как философ, — заметил начальник священных покоев. — А это значит, что не даешь ответа на вопрос. Что, если я заявлю, будто сила амулета исходит из образа императора?
— Тогда он будет всего лишь языческим оберегом. Каналом для дьявольских козней.
— Основатель города Константин это канал для дьявольских козней?
— Я не то имел в виду… — Луиса бросило в жар. — Просто это изображение человека. Изображение прекрасного человека, исключительного, но его все равно может использовать дьявол. Я отталкиваюсь лишь от того, что говорят нам ученые и святые. В природе существуют симпатии и антипатии. И с помощью изображения могущественного человека ими можно манипулировать. Демоны могут испугаться изображения, и тогда амулет будет приносить удачу. Маги же могут использовать его, чтобы добиться большего.
— Изменить будущее?
— Любой может изменить будущее, господин, это так же просто, как либо пройти мимо фруктового прилавка, либо остановиться и купить яблоко.
Начальник священных покоев улыбнулся.
— Не мудрствуй со мной, схоластик. Можно ли с помощью этой монеты творить магию?
— Мне кажется, можно, если верны мои предпосылки. Однако делать это будет грехом. Магия по части чародеев, а я проклинаю само имя их.
Начальник постучал по столу.
— Ты сможешь отличить мага от святого, схоластик? Ведь их поступки часто так похожи.
— Мне кажется, смогу.
— Каким образом?
— Святой черпает силу из веры. Крест, такой как на монете, просто помогает сосредоточиться на вере. Поэтому будет неверно утверждать, будто сила заключается в самом изображении креста. Это скорее сила веры, которую этот образ помогает нам выпустить на свободу, как это видно в Евангелии от Марка. Там женщина касается одежды Христа и исцеляется от болезни, вызывающей кровотечение. Однако Христос говорит ей, что исцеляет ее вера, а не прикосновение к одежде. Чародей же использует зараженные демонизмом предметы, а вовсе не веру. И чародей неизбежно проиграет. Любая попытка обрести власть над демонами обречена на поражение.
— Однако же, насколько мне известно, наших святых прибивали к крестам, топили, скармливали львам, жгли, избивали, всячески поносили. Что за странная победа!
Луиса поразило такое кощунство. Слова начальника священных покоев не были прямым богохульством, однако, скажем прямо, граничили с ним. С другой стороны, ничто из сказанного евнухом нельзя было считать богохульством просто потому, что это сказал он. Любой, кто ткнул бы в него пальцем, немедленно лишился бы этого пальца, а заодно и кое-чего поважнее.
