Не дослушав, Даниэль бросился вон. По дороге схватил свою куртку, накинул, вылетел из дома, сбежал с крыльца.
— Сат Аш!
Старый лорс лежал прямо на мокрой земле, подогнув длинные ноги. На оклик он поднял голову, но не встал. Его большие уши были опущены, толстая нижняя губа отвисла. Улепетнув и оставив хозяина один на один с врагом, он чувствовал себя глубоко виноватым, и на морде читалось настоящее страдание. Даниэль дернул поводья.
— А ну, вставай!
С почти человеческим стоном Серый Ветер поднялся. Ноги у него дрожали, шкура на боках подергивалась. Даниэля кольнула жалость.
— Ну, полно переживать. Ты не виноват. С колдунами шутки плохи, — проговорил он успокаивающе, и Сат Аш потянулся и лизнул его в лоб. — Брось! Лезет тут с нежностями… — Пастух оттолкнул лорса, но уже без прежнего раздражения. С приспешниками Нечистого шутки плохи, что правда, то правда. Может, отец Альберт и впрямь хотел как лучше… Но все равно: на кой дьявол выбалтывать тайны Элисии кому ни попадя? Даниэль прыгнул в седло и направил Сат Аша к дому священника.
Ранний февральский вечер уже сгустился в ночь. Небо вызвездило, в поселке мягко светились окошки, однако на дороге было черным-черно. Даниэль с легкой тревогой вспомнил, что ему еще предстоит путь домой. Может, подождать до утра? В конце концов, что лорсам без него сделается?
И все же лучше бы вернуться. Некормленый Сильвер будет скулить и волноваться, тревожить лорсих. В Тайге и без того каждый лист шепчет об опасностях, а лорсихам через три месяца приносить телят; добрые, уравновешенные лорсы родятся только от спокойных и довольных жизнью самок. Да, конечно, надо возвращаться поскорей…
Хотелось бы знать, как преподобный отец воспринимает Элисию, которая живет в его доме. Как дочь или как постороннюю молодую девушку? Или даже как узницу? Или еще как? Этот вопрос не впервой занимал пастуха. Элисия красива, а отец Альберт не так уж стар… Может, нарочно распускает слухи, надеясь отвадить соперника… Даниэль одернул себя. Нет, священник — достойнейший человек. Вполне возможно, что пер Альберт неравнодушен к девушке; но не опустится же он до низкопробных уловок! Элисия спаслась от Нечистого; естественно, она попросила защиту и кров у священника.
Разве нарушит пер Альберт законы гостеприимства?.. Занятый размышлениями, Даниэль подъехал к дому преподобного отца.
На втором этаже теплилось розовым светом угловое окно — там находилась отведенная Элисии комната.
— Элли, — шепнул он. Затем позвал мысленно, надеясь на чудо: а вдруг проснется его нераскрывшийся дар, вдруг он сумеет передать мысль? «Элли!» Занавеска в окне не дрогнула — Элисия не услыхала.
Даниэль оставил лорса дожидаться у палисадника, взошел на крыльцо и постучался в дверь.
Отец Альберт открыл сам: видно, ждал. На крыльцо упала его тень. В доме у священника всегда было светло, как во дворце: жировые светильники горели повсюду — на столах, на стенах, под потолком.
— Проходи. — Отец Альберт повернулся и двинулся в глубь дома, в комнату, отведенную для приватных бесед. В той комнате была очень толстая дверь, и ни детишки, ни любопытная жена не могли подслушать, о чем речь. Впрочем, преподобный отец редко вел потайные беседы, а гораздо чаще приглашал гостей в столовую.
Навстречу попался старший сын священника, почтительно уступил дорогу, поздоровался с Даниэлем.
— Сат Аш у крыльца? — спросил он с надеждой. — Можно, я его хлебцем угощу?
Даниэль разрешил и вслед за отцом Альбертом шагнул через порог, затворил тяжелую дверь. Небольшая комната была обставлена просто: камин с тлеющими угольями, два деревянных кресла, где на сиденьях лежали куски медвежьей шкуры, небольшой стол да узкий шкаф в углу. Над камином был укреплен светильник с тремя плошками, и еще один стоял на столе. Желтые язычки пламени дрогнули от движения в комнате, прилегли было и тут же выпрямились. Отец Альберт указал Даниэлю на кресло, а сам стал близко к камину, словно озяб в своей коричневой рясе. На груди его поблескивал серебряный медальон.
У священника были ястребиные черты коренного метса, смягченные добрым взглядом и одухотворенным выражением лица.
Его подбородок и щеки всегда были тщательно выбриты, а на верхней губе чернели усы — пушистые, мягкие и, можно сказать, добродушные. Отец Альберт был еще не стар, но умудрен жизнью, и пользовался уважением у самых древних стариков Атабаска На Закате.
Впрочем, сегодня Даниэль не был уверен, что преподобный отец поистине мудр.
Он не стал садиться, а остановился напротив священника, взялся за спинку кресла, уставился на зеленый кленовый лист, нарисованный на лбу отца Альберта. Он не хотел начинать разговор первым, и преподобный отец, выждав с минуту, заговорил сам:
— Ты хотел спросить об Элисии?
— Я хотел, чтоб вы нас обвенчали.
У священника удивленно приподнялись брови, зеленый лист на лбу шевельнулся.
— Дани, я знаю: ты парень решительный, но… Твои родители, насколько мне известно, против.
Даниэль кивнул.
— Тем не менее, я прошу, чтоб вы это сделали. Сегодня.
Добрый взгляд отца Альберта стал строгим.
— Ты очень торопишься, сын мой. Что-то натворил? Садись же; я тебя выслушаю. — Священник подвинул одно кресло к теплу угасающего камина и уселся, аккуратно подобрав полы рясы. Его тщательные, неторопливые движения свидетельствовали, что преподобный отец сильно взволнован, но старается себя не выдать. Даниэль и сам это ясно ощущал.
Он рассказал про недавнюю встречу с дурачком Баком, про их короткую схватку.
— Колдун хотел дать какой-то знак, — закончил он, — но я еще не понял, какой. Вряд ли это было просто: «Оставь Элисию в покое, отступись».
Пер Альберт задумчиво погладил подбородок.
— Он легко мог тебя уничтожить. Вложить кинжал в руки Бака… или овладеть сознанием молотобойца и поставить перед тобой куда более страшного противника, чем дурачок. — Священник помолчал. — Как ты намерен ее защитить?
Даниэль посмотрел на свои ладони.
— У меня есть лук, меч и лорс. И собака. Полагаю, этого достаточно.
— Ты самонадеян, сын мой, — проговорил отец Альберт негромко.
— Возможно. Но я уверен: мы еще встретимся с колдуном. Я смогу разобраться, чего он хочет. И тогда буду знать, как уберечь Элисию.
— Ты непростительно самонадеян, сын мой, — повторил преподобный отец.
— У меня нет выхода. Я не отдам ее колдуну и не позволю убежать еще дальше, в незнамо какую глушь. Он и в Ванге ее найдет, если захочет.
— Может, он надеется тебя отпугнуть? Он ревнует?
— Ревнует? Колдун?!
