Айвен никогда не пылал любовью к королю Ярину, и, по правде говоря, глядя на этого человека, на его лысую голову и лицо, напоминавшее крысиную мордочку, на его постоянное нытье и неизменно скрюченную, словно в попытке от чего-то защититься, позу, дворф удивлялся, как подобный, лишенный харизмы образец рода человеческого, мог занять трон.
Но здесь был Хелгабал, город купцов, и среди местных дворян богатство затмевало все остальные качества. А Ярин Ледяная Мантия еще до принятия трона был самым богатым человеком в Дамаре. Трон же освободился двадцать два года назад, когда умер король Муртил Бич Драконов. Кстати, весьма подозрительно.
Безвременная смерть Муртила прервала род Бичей Драконов, королей-паладинов, которые на протяжении неполного столетия правили Дамарой, поддерживая в государстве мир и процветание. Айвен думал, что, быть может, для некоторых процветания было даже чересчур много.
Ярин Ледяная Мантия был самым богатым человеком округа. Он обладал обширной сетью шпионов и личных солдат. Именно он занял трон после кончины бездетного холостяка Муртила. Деньги победили, и Ярин был коронован.
Айвен предполагал, что ради этого было предпринято немало сомнительных действий. И хотя он пришел сюда после взлета карьеры Ярина, он, разумеется, слышал сплетни.
Слухи о том, что именно Ярин убил Муртила не были чем-то новым в Хелгабале. Прошло время, но на опровержение этих слухов было потрачено очень мало средств. Айвен не слишком-то доверял людским толкам, но не отрицал подобной возможности. На самом деле, он ничего не вкладывал в эту землю. Они с братом действительно звали Дамару домом, но больше потому, что, когда они прибыли сюда после десятилетий скитаний, место показалось им ничуть не хуже любого другого.
Хотя в последние несколько десятидневок он серьезно задумался над переосмыслением этого после мелочной возни королевского двора.
Король Ярин и его королева держали ворота своего дворца открытыми, чтобы любой, желающий совета или суда короля, мог, если позволяло время, получить аудиенцию у благородной пары. Как и раньше, толпа на ступенях собралась еще до рассвета, и крестьяне отчаянно давили друг друга, надеясь быть услышанными.
Их проблемы были слишком хорошо знакомы Айвену, ибо все они, в сущности, были совершенно одинаковыми, с парой разных вариантов.
Король Ярин даже не попытался выказать интереса, когда один бедный фермер указал согнутым пальцем на соседа, обвиняя того в краже своих кур. Разумеется, сосед отрицал все сказанное или ссылался на «право нашедшего», потому как другой фермер мол сам не мог удержать птиц на своей земле.
— Разделите яйца между собой! — беззвучно пробормотал Айвен вместе с королем. Старый дворф слишком много раз слышал этот приговор и, разумеется, как только король Ярин провозгласил сие мудрейшее решение, присутствующие дворяне разразились аплодисментами и преувеличенными вздохами восхищения, посвященными богоподобной мудрости правителя. Это продолжалось несколько утомительных часов.
Айвен чуть приободрился, когда вперед рука об руку вышли мужчина и женщина, толкая перед собой молодую девушку. Они пояснили, что их дочь беременна от бродяги, который обещал жениться на ней. Обвиняемый, далеко не такой молодой, как девушка, протестовал против этого с великим негодованием и артистизмом. Многим в зале это показалось весьма интересным.
Но Айвен задержал свое внимание на короле Ярине, и на женщине, которая была на много лет младше короля, сидевшей рядом с ним. В сплетнях, ходивших по Хелгабалу, королева Концеттина всегда описывалась как красивая, или прекрасная, или гибкая, или другими милыми словечками. Однако, она была совершенно не во вкусе Айвена. Её частенько описывали словом «ива», но дворф больше предпочитал «дубовых» женщин своего народа — «могучий дубовый ствол» — подобное словосочетание отлично описывало дворфу, способную привлечь его взгляд!
Хотя, по мнению дворфа, «ива» — было подходящим описанием для королевы Концеттины. Она была очень стройной, и выглядела гораздо младше своих двадцати шести лет. Её руки и пальцы были такими длинными и тонкими, что породили слухи, будто в королеве течет капля эльфийской крови. И хотя Айвен знал, что сама женщина тщательно все отрицает, это, вместе со светлыми волосами, сбегавшими почти до талии, делало её хрупкой и сказочной.
Возможно, было в ней что-то от дриады, ухмыляясь, размышлял дворф. Чтобы скрыть неуместное хихиканье, он даже вынужден был кашлянуть. Прижав алебарду к боку, он слегка вытянулся, пытаясь не думать об обнаженной королеве Концеттине, парящей над деревьями на крылышках вроде тех, что имеют стрекозы.
Айвен давно освоил искусство спать стоя, и часто использовал это умение во время этих скучных аудиенций. Он никогда не желал становиться королем и сомневался, что граждане хоть какой-то страны хоть когда-то пожелают посадить его на трон. Их бессмысленные драмы внушали ему такую скуку, что у дворфа появлялось искреннее желание наказать их всех только ради того, чтобы они заткнулись!
Эти размышления заставили мысли дворфа скользнуть к жуткому приспособлению, которое король Ярин держал в одном из садов позади замка, и жестокому человеку, который довольно часто использовал свой инструмент. Эта штука состояла из двух рей с перекладиной в верхней части и толстым куском дерева у основания. На нижней балке виднелась выемка, которая соответствовала положению шеи. Айвен слышал, что подобное изобретение зовется «гильотиной», но считал, что подобное сооружение больше подходит королю орков, чем тому, кто правит цивилизованной страной. Он просто не мог себе представить, чтобы у короля дворфов, вроде его старого друга Бренора, возникла надобность в подобной конструкции.
По мнению Айвена Валуноплечего, если ты не можешь посмотреть в глаза тому, чью жизнь отнимаешь, то не можешь и решать, что этой жизни должен прийти конец.
С королем Ярином все казалось еще хуже. Люди шептались, что тот использует свое орудие казни как в голову взбредет. И этому Айвен верил.
Айвен недвусмысленно дал понять капитану Андрусу, что не желает выполнять обязанности в этом конкретном саду. Он зашел так далеко, что намекнул начальнику гарнизона, что не позволит невиновному человеку испытать удар смертоносного ножа. Андрус уважал дворфа достаточно, чтобы позволить этому маленькому зерну государственной измены остаться между ними, и у него на то были все основания. Айвен неоднократно доказывал, что он один из лучших солдат Хелгабала. Всякий раз, когда в гарнизон поступал новый рекрут, его направляли на обучение к Айвену.
