Я угрюмо пытался все это объяснить моему племяннику. Мы сидели в тени одного из немногих зеленых деревьев, изредка попадавшихся среди пастбищ, и жевали соломинки.
– Что-что заставят? – спросил Энкид, наморщив лоб в явном усилии представить себе, как такого сильного человека, как я, родители могут заставить что-то сделать.
С подветренной от нас стороны сушилась на распялке шкура льва. Казалось, она нарочно сопротивляется всем попыткам яркого солнца высушить ее и лишить запаха, и продолжала отравлять воздух. Может, магия, которая защищала ее от оружия, защищала ее и от попыток выделать.
– Думаю, жениться, – сказал я. – На ком-нибудь…
– На ком ты жениться не хочешь.
– Ага.
Мой наперсник немного подумал.
– Она не очень хороша, да?
– Если это та, о ком я думаю, то хотя она и моложе тебя на пару лет, но уже страшна, как Цербер. Так что вряд ли с годами станет краше. А если я на ней женюсь, то вся ее семейка станет моей родней, и… – я безнадежно махнул рукой, не желая продолжать. Мои мысли, ясное дело, вернулись к Мегане, и я опять вообразил нас вместе на церемонии бракосочетания. Но такого, естественно, никто никогда не допустит.
Но Энкид все равно меня не слушал. Прикрыв рукой глаза, он всматривался вдаль.
– У нас гость, – сказал он.
* * *
Вечером к нашему костру подошел и попросил ночлега путник, явно напуганный слухами о льве и обрадованный тем, что ему посчастливилось найти честную с виду компанию. Мы не возражали, поскольку всегда были рады возможности услышать что-нибудь новенькое из большого мира. Это был плотный бородатый мужчина, который то и дело оглядывался, будто слышал за спиной чьи-то шаги. Он был при коротком мече. В этом, в общем-то, не было ничего необычного.
Естественно, первым, что заметил наш гость, была шкура льва – трудно было бы ее не заметить, так сильно она воняла, да еще и была растянута на раме, как знамя. Он сказал, что слышал в городе в нескольких милях отсюда о знаменитом льве, шкуру которого не брало оружие, и что пришел он сюда нарочно, много миль проплутав в этой глуши, надеясь встретить хоть кого-нибудь, кто действительно видел чудовище.
Но сейчас он недоверчиво рассматривал шкуру.
– И это именно тот зверь, который перерезал столько скота? – с сомнением спросил он.
– Тот самый, – ответил Тарн с такой гордостью, словно он сам зверя и убил.
Наш гость смерил шкуру оценивающим взглядом.
– Я думал, он больше.
– Может, она немного съежилась под солнцем, – вставил Энкид. И тут ему в голову пришла идея получше – на его взгляд, конечно: – На самом деле львов было двое, и самый большой ушел, – но услышал его только я, да и то вполуха.
– Любой лев может быть убийцей, – согласился наш гость, все рассматривая растянутую шкуру. – Конечно, это не самое страшное чудовище, о котором я слышал. По крайней мере, поблизости. Вашему льву повезло, что он не пытался охотиться в восточных болотах. Тогда его наверняка сожрали бы. Заглотили бы целиком, если уж его зубами не взять.
– Сожрали? – у Тарна аж челюсть отвисла. – Да кто же может сожрать льва? Как это – проглотить целиком?
И странник начал рассказывать.
В ту ночь мы сидели у пастушьего костра, разинув рты, и слушали необычные истории странника. Как только он понял, что мы ни сном ни духом понятия не имеем, о чем он говорит, он начал рассказывать нам о Лернейской гидре, которая, как он говорил, наводила ужас на людей, живших близ болот Лерны неподалеку от Аргоса, что лежал во многих сотнях миль от наших краев. Конечно, никто из нас даже близко к этим краям не бывал.
Да, великие дела творились в мире! В душе своей я решил, что уйду с первыми лучами рассвета. Я видел, как слушал, разинув рот, Энкид, и решил взять его с собой.
Наш гость клялся, что говорит чистую правду. Он рассказал еще одну историю – о богатом человеке по имени Авгий, который недавно назначил большую награду – прямо-таки невероятную – любому, кто избавит страну от гидры. Пока только двое польстились на награду и оба бесследно сгинули в болотах.
В этот момент все мои сотоварищи посмотрели на меня. Наш гость, похоже, это заметил, но всего лишь нахмурился, словно его задело то, что он на мгновение перестал быть центром внимания.
Он еще раз оглянулся во тьму и снова принялся рассказывать.
– Рядом с гидрой Лернейских болот ваш лев – пустяк, – закончил он. Его тон и поведение говорили о том, что если уж пара пастушков справились со львом, так и не лев это вовсе.
Энкид резко посоветовал гостю самому попробовать ткнуть шкуру ножом. Но путник словно бы и не услышал его.
– А что такое гидра? – спросил один из младших, которому было наплевать, если его сочтут невежей.
Путник с готовностью ответил.
– Гидра чудовищна. У нее двенадцать голов, у каждой – пасть, усеянная зубами с мою руку величиной. Она жрет львов так же запросто, как и оленей или коров. Или людей. Я, ребята, рассказываю вам о чудовище, рожденном от чудовищ – говорят, что отец ей Тифон, а мать – Ехидна. – При последних словах он снова оглянулся во тьму.
– Тифон был титаном, – встрял самый высокий из пастухов. Тарн снова начал чувствовать себя главным, видя, что мне нет до этого дела. Однако приказывать мне он не пытался.
– И остается, насколько я знаю, – добавил еще кто-то.
– А что такое Ехидна? – спросил самый маленький.
– Еще одно чудовище, конечно, – сказал я. Но вряд ли кто из нас знал это в точности.
В ту ночь во сне мне впервые привиделось одно из самых странных существ, которых я встречал во сне или наяву. Самое странное, что видение, явившееся мне во сне, не имело ничего общего с теми чудовищами, о которых мы говорили у костра.
Во сне я стоял, окруженный высокими каменными стенами, чувствуя себя пойманным в ловушку. А надо мной, словно я был ребенком, возвышался некто. Он был похож на человека, крепко сложен, в сандалиях и набедренной повязке. Главным отличием его от человека была голова. Она была бычья, с двумя длинными, острыми кривыми рогами. Напорись на такого лев, и он бы испугался. Но когда человек – если это был человек – открыл бычий рот и заговорил, голос его звучал очень странно. Однако я четко понимал каждое слово.
– Приди ко мне, Геракл. Приди ко мне, дабы учиться. Принеси мне твою силу, и я найду ей применение.
Я проснулся в поту от непонятного страха.
Утром странник ушел, сказав нам несколько слов о прекрасной стране, в которую он направляется и где, по его словам, обитают огромные птицы, способные пронзить когтями человека. Может, он надеялся, что один-два из нас пойдут с ним, но никто не отважился. И когда он последний раз беспокойно оглянулся, меня вдруг осенило. Я понял так же ясно, как если бы мне был дан дар предвиденья, что как только странник окажется в той прекрасной стране, о которой он говорил, он начнет рассказывать ее обитателям о сказочном льве, шкуру которого он только что видел, о самой невероятной твари из тех, которых они видели или могут себе представить. И еще он будет рассказывать о божественной силе юноши по имени Геракл, который уложил тварь одним ударом.
