Я поежилась.
— Ты собиралась что-то рассказать мне?
— Я никому еще этого не рассказывала. Но думаю, теперь время поговорить об этом. Ты много беспокоишься в последнее время, я вижу это по твоим глазам. И не только… не только из-за меня, но и из-за чего-то другого.
Я грела руки о теплую чашку.
— Иногда… иногда у меня возникает странное чувство. Будто все холодеет и… и я слышу голос…
— Продолжай.
— Я вижу… я чувствую, что скоро случится нечто ужасное. Я смотрю на кого-нибудь и чувствую… как будто над ним тяготеет рок. Конор все знает. Он сказал мне, чтобы я не чувствовала себя виноватой. Но мне это мало помогло.
Мама кивнула.
— Моему брату было примерно столько же, когда он впервые почувствовал то же самое. Я имею в виду Финбара. Конор помнит об этом. Это мучительная для обладателя способность, немногие захотели бы иметь такую.
— А что это? — спросила я. — Это дар предвиденья? Тогда почему я не бьюсь в конвульсиях и не кричу, а потом не теряю сознание, как Бидди О'Нейл из Переправы? Ведь у нее — дар предвиденья. Две зимы назад она предсказала великое наводнение и еще смерть того человека, помнишь, телега которого свалилась с обрыва Фергала? Это — совсем другое дело.
— Другое, да не совсем. Проявления дара зависят от твоих личных качеств и от твоей силы. И видения могут оказаться обманчивыми. Финбар часто действительно предвидел будущее и чувствовал себя виноватым, что не в состоянии предотвратить беду. Но всегда было очень сложно понять, что именно означали его видения. Это жестокий дар, Лиадан. И вместе с ним приходит другой, ты еще не ощутила его присутствие.
— О чем ты? — я не была уверена, что действительно хочу это знать. Разве одного дара (если это можно так назвать) недостаточно?
— Я не могу объяснить все до конца. Он только однажды продемонстрировал его мне. Он и я… мы были связаны так же, как связаны вы с Шоном, мы были так близки, что могли без слов понимать один другого, были настроены на внутреннее "я" друг друга. Финбар был талантливей меня, в те последние дни он научился ограждать от меня свои мысли. Временами я думаю, он просто боялся ослабить оборону. Рана его была так глубока, что он не хотел делить ее ни с кем, даже со мной. Но у него был и другой дар, способность исцелять силой мысли. Когда меня… когда мне сделали так больно, что мне казалось, мир никогда больше не станет прежним, он… он коснулся моего разума своим. Он просто изгнал все плохое. Он держал мои мысли в своих, пока не миновала ночь. Позже, он точно также исцелил моего отца, чей разум сильно повредила та ведьма, леди Оонаг[7]. Отец плясал под ее дудку целых три долгих года, пока мои братья не сбросили с себя ее заклятье. А ведь лорд Колем, мой отец, был сильным человеком. Его изъели стыд и вина, но он все равно не мог противиться колдунье. Когда мы наконец вернулись домой, он едва узнал собственных детей. Чтобы вернуть его к нормальной жизни, потребовалось много дней и ночей кропотливого труда… За использование этого дара приходится очень дорого платить. Вылечив отца, Финбар… он был на себя не похож, совершенно опустошен. Он выглядел, как человек, тело и душа которого совершенно сломлены. Лишь сильнейшие могут противостоять такому.
Я бросила на нее вопросительный взгляд.
— Ты сильная, Лиадан. Я не знаю, когда тебе придется использовать свой дар, да и придется ли вообще. Может, никогда. Но тебе лучше о нем знать. Он смог бы рассказать тебе больше.
— Он? Ты говоришь о… Финбаре? — мы говорили теперь на опасную тему.
Мама обернулась и посмотрела в окно.
— Как они опять подросли! — произнесла она. — Тот дубок, который Рыжий посадил для меня, и что когда-нибудь вырастет в гордый высокий дуб, и сирень, и лечебные травы… Ведьме так и не удалось уничтожить нас. Вместе, мы оказались сильнее. — Она снова повернулась ко мне. — В тебе сильна магическая сила, Лиадан. Это тоже обернется в твою пользу.
— О чем ты? — спросила я. Ее слова одновременно восхищали и пугали меня.
— Финбар как-то показал мне. Я спросила его, что таит мое будущее. И он кое-что приоткрыл мне. Я увидела, как Ниав танцуя, идет по лесной тропинке и волосы ее горят, подобно золотому огню… дитя с врожденной способностью быть счастливой. А за ней взапуски бежит Шон. Я увидела наших с Рыжим детей. И… и еще одного ребенка. И тот ребенок, он был… закрыт. На самом краю поля зрения, так что я почти не видела его. Но тот ребенок, это была не ты, дочка. Я абсолютно в этом уверена. Будь там ты, я поняла бы это как только родила тебя и взяла на руки.
— Но тогда… кто же это был? Мы с Шоном одного возраста. Почему меня не было в твоем видении?
— Я и раньше видела эту картину, — медленно произнесла моя мать. — Когда я…. но оба раза тебя там не было. Только тот, другой ребенок, исключенный из общей картины. Думаю, дело в том, что ты почему-то не вписываешься в общий узор, Лиадан. Если я права, это может дать тебе огромную силу…. опасную силу. Это позволит тебе… изменять жизни людей. В тех видениях не предсказывалось, что Шон родится не один. Это делает тебя особенной. Я очень долго верила, что Дивный Народ руководит каждым нашим движением. Что с нашей помощью они осуществляют им одним понятные великие цели. Но ты не вписываешься в их планы. Возможно, ты обладаешь неким ключом.
Это уже было черезчур. И все-таки я не могла не верить ей, поскольку моя мать всегда говорила правду, ни больше, ни меньше.
— А что же тогда с тем третьим ребенком в твоем видении? — спросила я. — С ребенком на краю, в тени?
— Я не знаю, кто это был. Я только почувствовала, что… этого ребенка покинула надежда. А ведь это ужасно. Почему мне его показали, я не могу сказать. Возможно, когда-нибудь, поймешь ты.
Я снова поежилась.
— Не уверена, что мне этого хочется.
Мама улыбнулась и встала.
— Обычно, такие вещи сами находят тебя, хочешь ты того, или нет, — ответила она. — Конор был прав. Не стоит искать свою вину, или беспокоиться о возможном будущем. Иди шажок за шажком и следуй своим путем. Это все, что может делать каждый из нас.
— Хм-м-м… — Я бросила на нее быстрый взгляд. Звучало все так, будто мой собственный "свой путь" должен оказаться гораздо сложнее, чем мне бы того хотелось. Я ведь не прошу о многом. Мир и безопасность в Семиводье, возможность делать свою работу и быть любимой родными. И я вовсе не уверена, что у меня достанет сил на что-то большее. Я совершенно не чувствую, никакой способности влиять на чьи-то судьбы. Вот бы Шон хохотал, расскажи я ему об этом!
***
Весна проходила, а Эамон все не возвращался. Друиды снова покинули нас, легкой поступью ушли в леса на закате. Ниав стала необычайно тихой и приобрела привычку подолгу сидеть на крыше, глядя на кроны деревьев и тихо напевая про себя. Часто я отправлялась звать ее на помощь — для шитья, или когда готовили сухофрукты — и нигде не могла найти. А по вечерам она больше не желала беседовать со мной, а тихо лежала и улыбалась, пока ее прекрасные глаза не закрывались, и она не засыпала сном младенца. Сама же я спала гораздо хуже. С севера приходили тревожные новости. Эамон бился на два фронта… Он вторгся на территорию соседа…. Он снова отступил за свои стены…. На него напали Викинги, вернувшиеся грабить берега, которые мы давно считали безопасными. У них были поселения, но гораздо дальше к югу, у устья большой реки, и теперь они решили расширить свои владения у берега, а, возможно и углубить, вторгшись в сердце наших собственных земель…. Нет, это вовсе не викинги, а бритты…. Нет, ни те, ни другие, а кто-то совершенно неведомый: эти люди разрисовывали себе тела какими-то тайными, им одним понятными узорами. У этих людей лица похожи на головы удивительных птиц, или морды огромных кошек, оленей и кабанов. Они нападают молча и убивают безжалостно. У одного из них лицо чернее ночного неба. Они, наверное, и не люди вовсе, а воины из иного мира. И оружие у них такое же странное, как и внешний вид: хитроумные трубки, стреляющие отравленными стрелами, маленькие металлические шарики с шипами, мастерски наброшенные длинные тонкие веревки… ни мечей, ни копей, никакого честного оружия.
