Семеро незнакомцев держались в окружении значительно превосходящих их сил спокойно и с достоинством. По-видимому, откровенное бесстрашие и было той единственной преградой, которая не позволила отряду мергов во главе с Бруком, гарцующим сейчас на красавце-коне чуть поодаль от остальных, сразу обрушиться на чужеземцев всей своей мощью, а заставила хмуро бездействовать в настороженном ожидании развязки.
Всадники остановились. Тем временем Хейзит чуть не кубарем скатился с лестницы в снег и, сколько хватало сил, помчался к месту нежданной встречи. Он не знал, что произойдет, но спешил, боясь упустить какой-нибудь важный момент, а о том, что не вооружен, вспомнил, лишь когда очутился внутри смыкающегося кольца между Конроем с его землекопами и возбужденно переступающими на месте конями мергов. Здесь только он остановился, чтобы перевести дух и подумать, чем же может пригодиться. Его сбил с мысли посторонний запах. Сладковатый, терпкий, приятный. Перебивавший запахи лошадей и людского пота. Возникло ощущение, будто вышел из непроходимой чащи на лужайку ароматных цветов.
Источник запаха мог быть только один, но это означало, что, несмотря на всю свою храбрость и внушительный вид, иноземные воины пользуются какими-то женскими притирками. Вабоны умели получать благовония, а с лотков на рынке они в некоторые дни, особенно накануне праздников, уходили явно втридорога, однако покупателями были главным образом эдели да их расфуфыренные жены. Простой люд над ними посмеивался, предпочитая не тратить деньги на цветочные выжимки, а почаще мыться.
Рогатый всадник что-то говорил. Говорил громко и отчетливо, но слова его лишь озадачивали слушателей, потому что были непонятны и в любой другой ситуации могли бы вызвать смех. Когда он закончил и указал рукой за спины сотоварищей Хейзита, туда, где над Бехемой возвышался неприступный замок, слово взял Брук.
— Я уж не знаю, что ты там нагородил, приятель, но только дальше этого места тебе и твоим разноцветным игрушкам не пройти. Ты не можешь сказать, кто ты и откуда, да нам с мужиками оно все равно. Поворачивай давай коняг и чеши восвояси, пока мы тут ненароком не передумали.
Хейзит услышал, как кто-то из мергов тихо выругался. Другой вполголоса заметил, что, мол, было бы неплохо проверить прочность их чешуи.
Всадники не пошевелились.
Оказавшись на близком расстоянии, Хейзит теперь имел возможность разглядеть лица, хищно перечеркнутые сверху вниз длинными наносниками, похожими на железные клювы. Все воины носили окладистые светлые бороды, у всех из-под навесий шлемов внимательно смотрели ясные голубые глаза, кроме разве что предводителя, да и то лишь потому, что его лицо до половины прикрывало подобие маски из металлических пластин с раскосыми прорезями. Кстати, и борода у него, в отличие от остальных, была каштанового цвета с двумя тонкими струйками седины на подбородке.
Выслушав негостеприимную речь Брука, он наклонил двурогую голову, став похожим на добродушного бычка, а когда снова поднял лицо, рот его улыбался двумя рядами ровных — на зависть любому вабону — зубов. Хейзиту этот оскал показался недобрым знаком. Миром такие сходки едва ли заканчивались. А ведь они еще ничего толком не успели построить, столько дел, непочатый край…
— Погодите вы! — крикнул он, обращаясь не то к своим, не то к чужим. — Повоевать еще успеем. — Он протиснулся между боками коней и оказался впереди мергов. Повернувшись к ним лицом, поднял руки. — Вспомните старую поговорку: чтобы сделать меткий выстрел, кроме лука должна быть цель. Ты, Брук, стреляешь метко, но не знаешь куда. Не помешало бы выяснить.
Он оглянулся на чужеземцев. Те с интересом ждали продолжения. Маленький человек стоял перед ними, тыкал себя кулаком в грудь и повторял:
— Хейзит. Хейзит.
Рогатый всадник указал на него черной кожаной рукавицей и попробовал повторить:
— Хей… Хей-зит.
Слово ему как будто понравилось, и он поделился им со своими спутниками:
— Хейзит.
— А ты? Тебя как зовут? — Хейзит сопроводил вопрос красноречивым жестом, словно намеревался заколоть рогатого голой рукой.
В ответ он услышал раскатистое и непривычное для уха:
— Яробор.
— Ну вот и познакомились, — сквозь зубы молвил за спиной Хейзита Брук. — И что теперь, целоваться?
Хейзит не обратил на него внимания. Его невольно охватило чувство, будто он присутствует при рождении нового человека. При нем, благодаря ему вершилось таинство познания неведомого. Нечто подобное он испытал, когда прозрел в башне Меген’тор и понял, как нужно делать глиняные камни. То ощущение показалось ему верхом блаженства, которое невозможно повторить. И вот он снова ощущает знакомую слабость в животе и приятное головокружение. Сейчас ни один Брук не мог ему помешать.
Хейзит обвел рукой стоящих за ним насупленных сородичей и сказал, глядя снизу вверх на Яробора, с трудом сдерживающего застоявшегося коня:
— Вабоны.
Яробор переглянулся со всадником слева от себя. Тот что-то буркнул под нос. Стоявший во главе клина и не сводивший глаз с противников отрывисто рявкнул, да так, что лошади мергов вздрогнули и попятились.
— Азз венедда, — с достоинством наклонил голову Яробор и добавил: — Чур венедда славы правь да навь помяни. Разврати?
Хейзит пожал плечами, хотя ему показалось, что слова незваного гостя содержат в себе определенный смысл. Где-то, может быть, он слышал нечто подобное. Не иначе как во сне. Между тем Яробор внушительно поднялся на стременах и, снова указав концом копья в сторону отчетливо белеющего на фоне голубого неба замка, громко выдохнул:
— Живград!
— Это ты, братец, загнул! — снова повысил голос Брук. — Вайла’тун всегда был и Вайла’туном останется. Пшел вон, вонючка!
Можно было не понимать слов, но как было не понять окрик? Хейзит с нескрываемым ужасом смотрел на огромную железную перчатку, словно соломинку сжимавшую увесистое древко вражьего копья. Один взмах — и Брук даже не успеет сообразить, кому он обязан столь скорым знакомством с Квалу. Со стороны казалось, что вабоны имеют заметный численный перевес, но почему Хейзита сейчас не покидает ощущение: это они попали в западню, а вовсе не семеро чужеземцев? И если грянет бой, то достраивать печь, скорее всего, будет некому.
Хейзит с поднятыми руками шагнул вперед. Его жест должен был красноречиво указывать на то, что он безоружен и уж тем более не представляет опасности. Подлого удара можно было ждать разве что в спину. Ему представлялось, будто он кожей чувствует обращенные на него взгляды: изумленные впереди и злобные — сзади. «Гийс, не подведи меня! Ты ведь знаешь, что я могу рассчитывать только на тебя, дружище. Не дай им встать у меня на пути…»
