Мертвая тишина. Тянется, тянется…
Свет фонаря совсем потускнел.
Он поднялся на ноги и встал у двери.
— Выпустите меня!
Ни звука.
Одиночный выстрел. Снова голоса, снова топот бегущих ног, крики. После новой долгой тишины — отдаленные голоса, шаги, приближающиеся по коридору за дверью. Мужской голос:
— Пока подержите их там.
Резкий, грубый голос.
Он поколебался, собрался с духом и крикнул:
— Я пленный! Я здесь! Молчание.
— Кто тут?
Этого голоса он никогда прежде не слышал. А голоса, как и лица, имена, намерения были его призванием.
— Эсдардон Айа. Посольство Экумены.
— Владыка Всемогущий! — произнес голос.
— Выпустите меня отсюда, хорошо?
Ответа не последовало, но дверь содрогнулась на массивных петлях, на нее посыпались удары. Еще голоса снаружи, еще удары.
— Топор! — сказал кто-то.
— Надо найти ключ, — сказал другой, и послышались удаляющиеся шаги.
Эсдан ждал. Он вновь и вновь подавлял рвущийся наружу смех, опасаясь не справиться с истерикой. Но как это было смешно! По-дурацки смешно! Перекличка сквозь дверь, поиски ключей и топоров — фарс в разгар сражения. Но какого сражения?
Он все истолковал шиворот-навыворот. Бойцы Освобождения проникли в дом и убили людей Райайе. Несомненно, у них были пособники среди полевых рабов — осведомители, проводники. Запертый в кладовой, он только слышал шумный финал.
Когда его вывели из кладовой, по коридору волокли наружу тела убитых. Он увидел, как жутко изуродованный труп одного из парней — Алатуаля или Немео — вдруг распался: по полу протянулись веревки внутренностей, а ноги остались на месте. Человек, волокший труп, растерялся и стоял, держа туловище за плечи.
— Дерьмо-о! — сказал он.
Остановился и Эсдан, задыхаясь, борясь со смехом, борясь с рвотой.
— Пошли, — сказали люди рядом, и он пошел дальше. В разбитые окна косо лились утренние солнечные лучи. Эсдан поглядывал по сторонам, но никого из домашних слуг не увидел. Его привели в комнату со скалящейся собачьей головой над камином. Там у стола стояли шесть-семь человек. Военной формы на них не было, хотя на фуражках и рукавах у некоторых желтели ленты Освобождения. Оборванцы, но подтянутые оборванцы. Разные оттенки кожи — и темный, и бежевый, и глинистый, и синеватый. Все они казались очень напряженными и очень опасными. Один из сопровождавших его, худой, высокий, сказал резким голосом (тем, который произнес «Владыка Всемогущий!» за дверью):
— Это он.
— Я Эсдардон Айа, Музыка Былого из посольства Экумены, — снова сказал он, как мог непринужденнее. — Меня держали здесь насильственно. Благодарю вас за мое освобождение.
Некоторые уставились на него так, как смотрят люди, никогда прежде не видевшие инопланетян, осваиваясь с его красновато-коричневой кожей, глубоко посаженными глазами в белой обводке и более скрытыми отличиями в форме черепа и лица. Двое глядели на него с вызовом, словно проверяя его утверждения, показывая, что поверят ему только, когда он представит доказательства. Крупный широкоплечий мужчина с белой кожей и рыжеватыми волосами — типичнейший пылевик, чистокровный потомок древней покоренной расы, очень долго смотрел на Эсдана.
— Мы здесь для этого, — сказал он.
Он говорил тихим мягким голосом движимости. Возможно, потребуется поколение, а то и два, чтобы они научились повышать голос, говорить раскованно.
— Откуда вы узнали, что я тут? Через полесеть? Так называли тайную систему передачи сведений голосом — уху, с поля в поселок, в город и обратно задолго до появления голосети. Хейм использовал полесеть, и она была главным орудием Восстания.
Невысокий смуглый мужчина улыбнулся, чуть откинул голову, но оборвал кивок, заметив, что остальные никаких сведений не дают.
— Вам известно, кто удерживал меня здесь, Райайе. Не знаю, чье поручение он выполнял. Все, что я могу вам сказать, я скажу. — Он поглупел от облегчения и говорил слишком много, разыгрывал хоровод вокруг розового куста, тогда как они играли в твердокаменность. — У меня здесь есть друзья, — продолжал он более нейтральным тоном, переводя взгляд с лица на лицо — прямой, но вежливый. — Крепостные женщины, домашняя прислуга. Надеюсь, с ними ничего не случилось?
— Возможно, — ответил седой щуплый человек, выглядевший очень усталым.
— Женщина с ребенком, Камма. Старуха, Гейна. Двое-трое покачали головами, выражая неосведомленность или равнодушие. Остальные никак не прореагировали. Он снова обвел их взглядом, подавляя раздражение и гнев. Такая напыщенность, такая идиотская игра в молчание!
— Нам надо знать, что вы тут делали, — сказал рыжеватый.
— Агент Армии Освобождения в столице дней пятнадцать назад должен был переправить меня из посольства в штаб Освобождения. На Разделе нас подстерегли люди Райайе. Они привезли меня сюда. Некоторое время я провисел в клетке-укоротке, — сказал Эсдан все тем же нейтральным тоном. — Моя ступня повреждена, и мне трудно ходить. Дважды я разговаривал с Райайе. Прежде, чем сказать что-нибудь еще, мне, как вы понимаете, необходимо узнать, с кем я говорю.
Высокий худой, который выпустил его из кладовой, обошел стол и быстро переговорил с седым. Рыжеватый выслушал и согласился. Высокий худой сказал Эсдану своим нетипично резким, грубым голосом:
— Мы особый отряд Передовой Армии Всемирного Освобождения. Я — маршал Метой.
Остальные тоже назвались. Крупный рыжеватый оказался генералом Банарками, усталый пожилой — генералом Тьюйо. Они называли свои звания вместе с именами, но, говоря друг с другом, звания не употребляли, а его не называли «господином». До Освобождения арендные редко обращались друг к другу с какими-либо наименованиями, кроме родственных — отец, сестра, тетя… Звания ставились перед именами владельцев — владыка, хозяин, господин, босс. Видимо, Освобождение решило обходиться без них. Ему было приятно познакомиться с армией, где не щелкали каблуками и не выкрикивали названия чинов. Но он так полностью и не понял, с какой, собственно, армией он познакомился.
— Они держали вас в том помещении? — спросил Метой. Непонятный человек: бесцветный холодный голос, бледное холодное лицо. Однако в нем не было такого перенапряжения, как в остальных. Видимо, он был уверен в себе, привык быть главным.
— Там они заперли меня вечером. Словно получили какое-то предупреждение об опасности. Прежде я жил в комнате наверху.
— Можете вернуться туда, — сказал Метой. — Но не выходите из нее.
— Хорошо. Еще раз благодарю вас, — сказал он им всем. — Будьте так добры, когда вы поговорите с Каммой и Гейной… — Он не стал ждать пренебрежительного молчания, повернулся и вышел.
