От Шмедлица также требовалось внести в один из швейцарских банков значительную сумму, чтобы открыть счет, на который он мог бы перевести свое «наследство», как только будет получено соответствующее разрешение. Пруссак согласился, слишком быстро согласился, как я теперь понимаю! — Голеску горестно покачал головой, сделал еще один большой глоток вина, вытер ладонью усы и продолжал: — Напрасно, ох, напрасно я доверился этому пруссаку!.. Вас, звезды, я призываю в свидетели того, как жестоко пострадала честная и наивная душа!
И он снова хлебнул из кувшина.
— Мой план сработал. Наследство Али-Паши было благополучно переведено в швейцарский банк. Вообрази же себе негодование и ужас, охватившие меня, когда, вознамерившись получить для целей благотворительности причитающиеся мне шестьдесят процентов, я обнаружил, что проклятый пруссак успел снять все деньги, закрыть счет и исчезнуть в неизвестном направлении. Разумеется, я не мог этого оставить, начал поиски и вскоре стало очевидно, что Шмедлиц был не простым вором, а подставным лицом — агентом и прислужником международного банковского сообщества, которое ополчилось на меня, как на какого-то преступника!
Но и это еще не все, Эмиль, дружище! Худшее ждало меня впереди. Неожиданно отыскался новый претендент на наследство Али-Паши, и это был не кто иной, как его брат — самый настоящий брат, который ничего не знал о смерти родственника, так как после кораблекрушения провел семь лет на необитаемом острове и был спасен только недавно.
Моя гибель была полной. Мне пришлось бежать под покровом темноты. Самое страшное, что родные, которых я невольно опозорил, отказались от меня, и мне было совершенно не к кому обратиться за помощью. С тех пор я и веду жизнь жалкого изгнанника, несправедливо преследуемого сильными мира сего. — Голеску вытер слезы и снова приложился к кувшину. — Никогда больше мне не сидеть за моим полированным столом, никогда не шествовать мимо вереницы клерков, поигрывая тростью. А что теперь стало с украшавшим ее алмазом, который даже в полутьме сиял, словно полная луна? — Он всхлипнул и перевел дух. — Как гласит пословица, беды и несчастья делают человека не богаче, но мудрее. Увы, мудрость — это единственное, что я имею! Иногда, поверишь ли, я даже подумываю о самоубийстве, но все же так низко я еще не пал!
Голеску снова глотнул вина, рыгнул и добавил уже совсем другим голосом:
— Ага, вот краска и закипела! Возьми-ка палку, Эмиль, да помешай ее как следует.
На следующий день Голеску проснулся, когда было уже совсем светло. С недовольной гримасой он поднял голову над шляпой (он лежал, уткнувшись в нее лицом) и огляделся. Эмиль сидел на том же месте, что и вчера, когда после длительного и смутно припоминаемого монолога Голеску сморил сон. Пустой кувшин из-под вина валялся возле потухшего костра, но в аптечных бутылочках желтела концентрированная краска.
— Что?.. Кто?.. — Голеску сел и, не веря собственным глазам, уставился на бутылочки. Экс-банкир не помнил, чтобы вчера разливал краску, но факт оставался фактом: все сто сорок четыре бутылки были полны и аккуратно заткнуты пробками.
— Лекарство готово, — сообщил Эмиль.
Голеску с трудом поднялся на ноги. Пустой таз блестел, как новенький.
— Не удивительно, что она не хочет с тобой расставаться, — пробормотал Голеску. — Должно быть, в тебе течет кровь кухонных фей.
Ладно, разведи огонь, и мы сварим тебе еще картошки. Может быть, и пастернак тоже, поскольку ты хорошо себя вел. Ну а потом мы с тобой отправимся в поселок — нас ждет приключение.
Примерно через два часа оба медленно шли по деревенской улице, держа путь к высоким воротам зажиточного крестьянского двора, который Голеску приметил еще в прошлый свой визит. Солнце шпарило вовсю, и он обильно потел в лучшем костюме, какой только нашелся в деревенской лавке старьевщика. Костюм этот состоял из потертого черного фрака с рыжими подпалинами, полосатых брюк и почти ненадеванного черного шелкового цилиндра, от которого ощутимо попахивало мертвечиной. На левой стороне груди Голеску блестели многочисленные медали на ярких ленточках, в основном — церковного происхождения. Подлинным украшением этой коллекции были, однако, две блестящие наклейки с коробки итальянских галет. В руке Голеску держал увесистый докторский саквояж.
Эмиль в кучерском плаще, шляпе и синих очках то и дело спотыкался, поэтому Голеску приходилось буквально тащить его за собой.
Когда они приблизились к цели своего путешествия ярдов на пятьдесят, за воротами появились два здоровенных волкодава, которые принялись громко лаять и бросаться на хлипкие деревянные планки.
— Возьми-ка чемодан, — сказал Голеску, передавая Эмилю саквояж.
— Он тяжелый, — пожаловался мальчуган.
— Заткнись! — прошипел Голеску. — Доброго утречка, уважаемый господин! — проговорил он громче, обращаясь к хозяину, который как раз подошел к воротам, чтобы выяснить причину шума.
— Мне жарко!
— Заткнись, кому говорят!.. Могу я поговорить с вами, господин?
— Кто вы, черт возьми, такой? — хмуро спросил крестьянин, хватая волкодавов за ошейники.
Голеску приподнял цилиндр и поклонился.
— Доктор Милош Кретулеску к вашим услугам. Я являюсь личным помощником министра сельского хозяйства принца Александру, да дарует ему Господь долгих лет жизни. С кем имею честь, позвольте спросить?
— Буздуган Лилиу, — хмуро ответил крестьянин.
— Очень, очень рад… Вы, несомненно, уже слышали о последнем распоряжении министерства?
— Конечно, слышал, — сказал Буздуган, но по его лицу скользнуло недоуменное выражение. — О каком? — тут же спросил он.
Голеску приятно улыбнулся.
— Я имею в виду указ о необходимости увеличения объемов продукции птицеводства в этом районе. Его Высочество хотел бы видеть нашу страну крупнейшим поставщиком курятины на мировой рынок. Кстати, не могли бы вы посадить ваших псов на цепь?..
Крестьянин загнал волкодавов в сарай и отпер ворота, и Голеску вступил во двор, незаметным тычком в спину придав замешкавшемуся Эмилю нужное направление. Мальчуган ощупью двинулся вперед, волоча за собой саквояж, но Голеску, не обращая на него внимания, дружеским жестом опустил руку на плечо Буздугану.
— Во-первых, я должен проинспектировать ваш птичник, господин Лилиу. Не сомневаюсь, что вы успешно прошли последнюю проверку, однако последним указом нашего министра правила были пересмотрены в сторону ужесточения.
— Да, разумеется, — согласился Буздуган и слегка вспотел. Ни о каких проверках он и слыхом не слыхивал. Тем не менее он отвел Голеску на птичий двор, который представлял собой примерно акр земли, огороженный высоким частоколом из плотно стоящих жердей. Сам двор можно было наблюдать сквозь калитку из частой сетки.
