Он отряхнул колени, поднимаясь, ища, обо что бы вытереть руки, потом понял, что кафтан его можно смело выбросить, и потому воспользовался полою.
– Ладно, мне нет оправдания, – решительно начал он во второй раз, – семья моя всегда славилась изощренными придумками, рождая от поколения к поколению все более коварных и жестокосердных чародеев.
– О! – обрадовалась я. – Необычное начало. – Отбросила обглоданную косточку и тоже вытерла руки о его кафтан, все равно он уже начал его марать, дак какая разница.
– Я с детства бредил властью, – начал он загробным голосом, с неудовольствием осматривая свой кафтан, – истории о страшных чародеях, державших в страхе целые народы, мне бередили душу.
– У-у! – восхитилась я, старички пододвинулись ближе.
Архиносквен дал мне пряник, а из-за спины высунулась рука Пантерия. Я вполне могла ожидать в глиняной кружке болотную водицу с прошлогодней клюквой, но нет, нормальный морс, даже медком попахивает.
И вот, узнав о книге Всетворца,
А это – архимаги знают – древний артефакт,
Любая запись в нем способна изменить лик мироздания,
Я этою идеей загорелся.
Но как узнать об этой книге, кто ее хранит?
Конклав распался, колдуны сбежали,
Таятся под личиною простых людей,
Хранят до времени секрет заветной книги.
Под впечатлением я слишком громко хрупнула пряником, и на меня зашикали, как на крикуна в балагане. Илиодор благодарно поклонился и, присев ко мне, излил метания своей демонической души:
Вот я подумал, чтоб Конклав собрать,
Обрушить надобно на Северск потрясение,
Пусть будет бунт, война, чума – неважно,
Пусть мертвые восстанут
Иль ведьмы очутятся в заточенье.
Из тысячи ужаснейших причин
Какая-нибудь да заставит их собраться.
Тут главное – момент не упустить
И вырвать тайну беззащитных старцев.
Старцы захохотали, а я, наоборот, поежилась, они-то не видят, как лихорадочно блестят у него глаза.
– Зря вы, дядя Архиносквен, смеетесь! – втянула я голову в плечи, спешно запивая волнение морсом. – Он, по-моему, не шутит.
– Конечно, шутит, – успокоил меня Архиносквен, – книга Всетворца, даже если бы она имелась в нашем распоряжении, была бы для него абсолютно бесполезной вещью. Поскольку писать в ней можно только кровью богов, увы, покинувших наш мир.
Я покосилась на Илиодора, беззаботно трескавшего мой пряник, на душе полегчало, но тревога осталась.
– Давай, ври дальше, только без этих зловещих «у-у», мне Пантерия хватает с его черным лесом.
Он с готовностью пустился в новые враки:
В семье моей все любознательные страсть.
И стар и млад, и женщины и дети.
Такая любознательность у нас,
Что сделалась с годами легендарной.
И столько небылиц о том сплели,
Таких ужасных напридумывали басен,
Что я и сам порой кажусь себе опасен,
Ведь как-никак и я из их семьи.
Мы с детства видим то, чего другие
Не могут и представить даже спьяну.
Но Златка радовалась этому изъяну,
Предпочитая знания любви.
Умна, красива, хохотушка,
И каждый день под окнами по кавалеру.
Увы, несчастные, они все опоздали!
Я представила орясину Зюку и захихикала в кулачок. С ее ростом к ней, наверное, исключительно волоты сватались. Хотя, с другой стороны, вон плотник Хома очень крупных женщин любит, его аж трясти начинает. Потом себя одернула: крупных, дак это в ширину, а тут…
Да, не было ей дела
До томных вздохов под окном
И сладких
обещаний, -
пел соловьем Илиодор, перейдя со стихов на прозу, но при этом все так же обволакивал меня взглядом, полным тумана с капелькой розового масла.
– Был у ней изъян, как и у всех Ландольфов, – Злата была некроманткой, бредившей о власти. Одно препятствие лишь останавливало ее: в этом мире не было магии. И тогда ей в голову пришла идея – создать резонаторы.
Она читала день и ночь
О всех злодеях, что покоятся в земле,
Где их могилы, как их отыскать.
Семья дрожала, не рискуя ей перечить…
– Не переигрывай, ты обещал мне без совиных выкриков.
– Ах да. – Он потер руки, скинул кафтан, оставшись лишь в рубахе, которая выглядела немного лучше кафтана, во всяком случае, в ней угадывался белый цвет. – И вот она пропала! – возвестил он так радостно, словно это и впрямь было счастливым событием в его семье. – Я, малое дитя, так убивался по пропавшей сестре, она ведь старше на семь лет. Шалили вместе, потакала она мне, хоть иногда и сваливала на меня свои проказы, но я был не в обиде и решил, что как только повзрослею, то обязательно ее найду. И вот, представьте, через столько лет я в Северске, где о Ландольфах незаслуженно дурная слава ходит. Небезопасно было мне здесь появляться в собственном обличье, вот я и прикинулся посланцем-инквизитором.
– Вот, – обрадовалась я, – это был первый безвинно убитый тобой человек! – Я призвала магов в свидетели: – И дальше он постоянно душегубствовал в Северске.
Илиодор улыбался мне как пятилетнему дитю, которое освоило наконец-то слова и теперь пытается рассуждать как взрослый человек.
– Господа храмовники, в имении моей матушки до сих пор поднимают кубки за здоровье Императора. С ними в дороге произошел такой забавный случай… А впрочем, не хочу ославить их за глаза, быть может, этот маленький курьез еще не раз расскажут без меня. Итак, – он с чувством маленькой победы развел руки, – бескровно завладев бумагами и платьем, я пересек границу Северска. А у вас тут – смута.
– То есть это не ты ее заварил? – уточнила я.
Он приложил руку к сердцу, словно испугавшись, что я вообще способна о нем такое вообразить, и погрозил мне пальцем:
– Я за незыблемость традиций. И против анархизма. Незыблемость престолов мое кредо. Я, как мог, помог главе страны урегулировать проблему, попутно отыскав сестру. Но тут, – он очень натурально покраснел до кончиков ушей, – наверное, юношеское любопытство меня сподвигло сделать архиглупость. Я позволил нашей Златке сделать маленький, безобидный резонатор, всего один, просто посмотреть хотел, при этом сам я не способен к некромантии, а руки обагрил лишь кровью петуха. Вот моя жертва, в этом я и каюсь.
Я разразилась бурными овациями:
– Ты с театрами никогда не путешествовал?
– Да сколько раз! Ты знаешь, как я жонглирую? – Он подхватился показать, но я, заметив, что солнце уже показало свою лысую макушку, велела ему прекращать с затеями, а то неудобно перед архимагами, люди по важному поводу собрались, а мы их байками потчуем.
– Да нет, нам нравится, – начали они уговаривать нас, – признаться, мы по глупости сочувствовали Архиносквену, а теперь-то знаем, отчего он держался за это место.
