Очередной поворот вывел меня на небольшую площадь, вымощенную желтыми, красными и голубыми кирпичами, в конце которой размещалось небольшое, слегка приплюснутое здание, вдобавок прихлопнутое великоватой крышей, как гриб — шляпкой.
Странное ощущение возникло у меня, когда я стал наискосок пересекать маленькую площадь… Неуютное. Я не сразу понял, в чем дело. И лишь уже почти у самого здания Театра сообразил — площадь была пустынна, но при это казалась неприятно оживленной. Присутствие других людей ощущалось почти болезненно, однако никого, кроме нескольких человек перед Театром, в пределах видимости не было… И еще: почти все окна домов, выходящих на площадь, закрывали ставни или, по крайней мере, занавески.
На крыльце здания, словно замерзшие птицы, нахохлившись сидели люди — человек двадцать. Кое-кто лелеял в озябших ладонях чаши, исходящие белесым паром. Кое-кто кутался в нарочито бутафорские плащи — надо думать, из костюмерной Театра,
Привязав утомившегося коня с сторонке, я поднялся по ступеням, машинально прочитав витиеватую, потемневшую от времени, вывеску над парадным входом: «Разноцветный театр. Мы рады любым краскам жизни» и поочередно подергал все доступные двери. Ни одна не открылась.
Сидевшие на ступеньках люди молча и неотрывно наблюдали за моими действиями.
— Ищете кого, молодой господин? — откуда-то незаметно возникла хрупкая старушка, в пушистой шали, на брошенной поверх пальто.
— Да… Знакомую. Она актриса в этом…
— Напрасно тратите время, молодой господин, — сказала старушка, тиская тонкими, угловатыми, как веточки пальцами кисти своей шали. — Тут уже нет никаких актрис.
Люди на ступеньках не вмешивались, но не спускали с нас глаз. Мне показалось, или у того толстяка, что сидит возле колонны, длиннющий посох у ног вовсе не бутафорский? Явно тяжелый, с металлическим навершием и окованным железом острием.
— А куда делись? — спросил я, невольно косясь на безмолвствующих свидетелей и ощущая себя участником какого-то загадочного действа.
— Да кто куда… Театр-то закрыли. Я присматривать приставлена городским Советом, — подала старушка следующую реплику.
— Что, совсем пустует?
— Никаких преставлений с прошлой осени, — уклончиво, но с некоторым вызовом сообщила она. Почему-то немедленно захотелось ей не поверить. Очень может быть, что он почувствовала это, потому что добавила сердито: — А если и вы пришли чего сжечь или разгромить, то знайте, Театр охраняется волхами и вандализма допустить никто не позволит!
— Сжечь? — озадачился я, но она, сочтя тему исчерпанной, зашаркала прочь, придерживая свою шаль.
— Вас что-то удивляет, юноша? — неприятным голосом осведомился белобрысый тип, восседавший на деревянном ящике, оклеенном блестками — когда-то давно ящик наверняка служил волшебным ларцом. — Вам что-то не понятно?
— Да, — медленно отозвался я, испытывая неодолимое желание прислониться спиной к стене, чтобы хотя бы с тыла ощущать уверенность. Уж очень недобрыми и оценивающими стали взоры находившихся вокруг людей. — Я ищу одну девушку. Мне сказали, что она может быть актрисой из этого Театра… — Особых причин скрывать правду я не видел. Но после этой искренности нечто в глазах окружающих еще больше оледенело.
— Это для поисков неведомой девушки вы обзавелись эдакой компанией? — полюбопытствовал сумрачно все тот же белобрысый человек. — Или тоже любите представления давать при полном зрительном зале?
— Какую еще компанию? — удивился я, и машинально проследил за направлением указующего кивка собеседника.
И заметил, наконец, людей. Много. Слишком много… Словно десятки сверкающих бусин, раскатившихся по щелям, из приоткрытых окон, из-за углов и деревьев, из дверей подъездов поблескивали внимательные глаза наблюдателей, Темнели силуэты стоящих группками и по одиночке горожан. Притихшая площадь, словно живой паутиной, была оплетена взглядами…
Так вот что казалось странным несколько минут назад. И вот откуда это мерзкое ощущение незримого присутствия других на пустой площади.
Белобрысый, впрочем, указал не на всех сразу, а на компанию угрюмого вида людей, примостившихся возле ворот склера напротив. Опушенные зеленью кустарники их почти скрывали, но происходящее там копошение навевало тревогу своей неявной деловитостью.
— С чего вы взяли, что это моя компания? — возмутился я.
— Нет, нет, Жан, — вмешался внезапно толстяк с посохом, тяжело поднимаясь, отдуваясь и указывая концом своей палки в небеса: — Компания этого молодого человека вон там… Я ведь не ошибаюсь, вы Кир-Музыкант? Я видел вас как-то…
— Не ошибаетесь, — отозвался я. — Но я пришел один. И плохо понимаю о каких компаниях идет речь.
— Позвольте вам не поверить, — все так же нелюбезно огрызнулся Белобрысый. — Ни один Птенец не ходит без сопровождения дракона.
— И что? — слегка раздражаясь, осведомился я. — Вы же тоже не ходите без своей головы.
— Погодите, погодите, — миролюбиво произнес толстяк. — Похоже, возникло, небольшое недоразумение… Видите ли, вчера произошли некие события, свидетелем которых вы, возможно, тоже были…
— Несколько дурачков подставили других, — вставил мрачно Белобрысый.
— … и теперь мы принимаем нежеланных гостей, — закончил толстяк, мельком недовольно сгримасничав. — Из вашего стана мы тоже ждали кого-нибудь. И подумали, что именно вы…
— Нет, — отозвался я, — Я сам по себе. По личному делу.
— Понимаете, любезный юноша… Возможно, актеры мы посредственные и звезд с неба не хватаем, но свое дело очень любим, и любим свой Театр, и тех людей, кто приходит на наши… обратите внимание — наши!.. постановки. И мы готовы отстаивать то, чем хотим заниматься, даже если придется… В общем, мы готовы на все.
— Зачем вы мне это говорите?
— Видите тех, кто прячется пока по щелям? Они приходили ночью. Хотели жечь театр. Так вот мы не дали! А потом приехали из городского Совета, велели временно закрыть театр, мол, для инспекции… Это-то понеприятнее городских погромщиков. Но мы решили, что не уйдем отсюда, пока нам не разрешат вновь заниматься своим делом… Вот сидим тут и ждем, когда же настанет время следующего визита… Совсем сверху.
— Не думаю, что они вас навестят.
— Ваши бы слова, да Хранящему в уши… А мы готовы к любому исходу. И пусть все помнят, что там, вокруг площади не только те, кто готов громить, но и те, кто нам поможет защищать свое право ставить то, что мы захотим… Даже если это кому-то и не по вкусу.
— А зачем… Зачем они приходят? Ну, я еще могу понять городскую управу. Они не хотят ссориться с Гнездом и могли увидеть в произошедшем крамолу. Но эти?
