— Слушай, Давид…
(С некоторых пор Читрадрива стал называть его так не только на людях, но и в общении с глазу на глаз, причём явно имел в виду не христианина Давида, а погибшего йерушалаймского принца).
— …Я же просил тебя: не принимай близко к сердцу дела русичей! Что тебе до них? Твоя истинная родина лежит далеко на юге. В трактирчике под Торренкулем ты сам предложил мне отправиться на юг. Заметь: сам! И вот оказалось, что тот путь был на самом деле лишь половиной дороги. Почему же ты отказываешься от намеченного тобой же плана и не хочешь довести задуманное до конца?
— С тех пор планы изменились, — сказал Карсидар.
— Ничего себе изменения! — фыркнул Читрадрива. — Стать пособником князя, пусть даже великого князя, пусть хоть короля — государя всей Руси… Сделаться зятем сотника, обзавестись кучей детишек…
Он на несколько секунд умолк, проверяя, не слишком ли задел самолюбие Карсидара, и докончил:
— Да полно! Ты ли это? Куда девался мастер Карсидар?! И как низко пал принц Давид, сын короля Ицхака!
— Отец исчез, мать погибла, королевство уничтожено…
— Зато страна осталась, — резко возразил Читрадрива. — Народ остался. Твой народ, Давид-насих!
— В моей стране никто меня не признает, — грустно произнёс Карсидар. — Мой народ отвергнет меня. Ведь я совершил непростительную ошибку. — Он вздохнул. — Сам видишь, идти в Землю Обета мне просто нет смысла. И я не понимаю, зачем вновь и вновь поднимать эту тему?!
Последние слова Карсидар в сердцах выкрикнул и принялся ходить по комнате из угла в угол, нервно теребя бронзовую фибулу широкого кожаного пояса.
— А какой смысл ограничиваться пределами Руси? — спокойно парировал Читрадрива. — Что это ты вбил себе в голову? И не забывай про Орфетанский край, он пока ещё существует. Там живут мои и твои родичи…
— Я не в Орфетане родился! — отрезал Карсидар.
— Зато вырос. Но если на то пошло, принц Давид родился как раз в Земле Обета.
— Не придирайся к словам! — Карсидар на мгновение растерялся. Он допустил промах, а Читрадрива этим немедленно воспользовался. Оставалось только заглянуть в самые потаённые глубины души и говорить честно. И он сказал:
— В своё время старина Пем исповедался нам. Знаешь, я ему верю. И теперь прочувствовал всё это на собственной шкуре. Мастера и вправду страшно устают от извечной кочевой жизни, от нескончаемых преследований и потасовок. Поэтому в каждом из нас живёт тщательно скрываемая мечта об оседлой жизни. Просто далеко не каждому представляется шанс осесть. Вернее, почти никто до этого шанса не доживает. Пеменхат вот дожил. И я тоже дотянул. Да, для мастеров у нас обоих необычные судьбы, но что поделаешь…
— Одним словом, ты влюбился в Милку, — подытожил Читрадрива, причём Карсидар почувствовал, как он мысленно прибавил: «В эту дурёху, обалдевшую от знакомства с настоящим колдуном». — И решил остаться на службе у Данилы Романовича.
— Да, решил тут остаться, — подтвердил Карсидар, пропустив мимо ушей первую часть его реплики. — Ты должен меня понять: гандзаки долго кочевали, но потом всё же осели. И я устал, как истый анах.
Читрадрива мотнул головой и саркастически хмыкнул. А Карсидар, собравшись с мыслями, продолжил:
— Но ведь ты говорил, что можешь отправиться в Землю Обета один! А раз так, то почему бы тебе в самом деле не поехать одному? Почему я так нужен для осуществления твоих планов? Зачем я тебе? Не понимаю…
Тут Читрадрива неожиданно вздрогнул и искоса взглянул на Карсидара. Похоже, ему в голову пришла какая-то блестящая идея. Карсидару очень хотелось узнать, что это за идея, но после того, как он упрекал товарища в слежке, подслушивать мысли Читрадривы было как-то неудобно.
— И то правда, зачем мне ты? — изрёк наконец Читрадрива. — Я и сам могу поехать на юг. Об этом я всю жизнь мечтал.
— Вот и поезжай, — обрадовался Карсидар при виде такого поворота дела. — А я тут останусь… Но, надеюсь, ты хоть поможешь мне и Даниле Романовичу управиться с татарами?
— Разумеется, разумеется, можешь не сомневаться, — заверил его Читрадрива. — Иначе я бы не брался за ремесло лекаря. Но скажи вот что… — он поднял к лицу правую руку и принялся вертеть ладонью, любуясь игрой света в камне. — Скажи, друг Давид, не подаришь ли ты мне на память эту вещицу? Она здорово помогает в моих занятиях, сам видишь. Конечно, твой отец хотел, чтобы она служила тебе, но ведь ты и без перстня могуч. А мне будет память о друге, оставшемся на Руси…
— Ладно уж, — беспечно махнул рукой Карсидар. — Ты и так присвоил перстень, бери его насовсем.
— Вот и хорошо. Вот уж спасибо! — забормотал Читрадрива. — А в благодарность я обязательно приду сегодня в Софию, можешь успокоить государя. Я тоже нахожу, что не стоит осложнять отношения с таким замечательным правителем, как Данила Романович. Могу даже привести с собой увечных, если это его обрадует.
Читрадрива подозрительно оживился, принялся отпускать шуточки насчёт того, что митрополит Иосиф готов объявить его святым угодником Андреем Целителем, едва Данила Романович выхлопочет ему у Византии патриархию вместо митрополии. Карсидар не очень хорошо понимал, в чём тут дело, потому что слегка путался в делах церковных. Он знал лишь, что звание патриарха выше звания митрополита и что именно таким ходом Данила Романович окончательно умиротворил Иосифа, разозлившегося на государя, который пригрел у сердца «двух колдунов, аки гадов ползучих».
По всему чувствовалось, что у Читрадривы родился очередной план, и ему хочется, чтобы Карсидар поскорее удалился. Тогда уж точно никто не сможет подслушать эту превосходную мысль, а Читрадрива получит возможность обдумать всё на досуге…
Чтобы не мешать товарищу, Карсидар, сославшись на то, что надо привести себя в порядок перед церемонией, заторопился в город. Читрадрива проводил его до ворот. Во дворе раненые рассказывали «каликам перехожим» о ночном налёте на татарский лагерь, а те слушали, затаив дыхание. Едва завидев «Воителя Давида», все почтительно смолкли.
Дома Карсидара ожидала одна мелкая неприятность. У ворот караулил Вышата. Он лущил зелёные стручки гороха и пригоршнями бросал горошины в рот, а очистки под ноги.
— Пойдём, дело есть, — буркнул угрюмо и неопределённо мотнул головой куда-то в угол двора, где размещалась конюшня.
Карсидару стало смешно — младший сын Михайла совершенно не понимал, с кем имеет дело, и даже не пытался хоть как-то скрыть свои мысли.
— У меня нет ни малейшего желания калечить брата моей невесты, — сказал он насмешливо.
