«Почему вы тогда не отречетесь?»— спросил я, поражаясь собственной наглости.
Он усмехнулся:
«Это было бы трусостью. Я избран Дивине, как я могу отвергнуть ношу?»— Он помолчал. — «До конца дней я назначен судьбой быть властью Маджипуры. Но ведь должен же найтись какой-нибудь честный путь освободиться от этого подземного заточения!»
И я увидел, что Понтифик не безумец, не капризник, а просто одинок среди этой ночи, гор, лун, деревьев и рек — всего мира, который его насильно заставили покинуть, дабы он нес на своих плечах всю тяжесть правления планетой.
Две недели спустя пришла весть о постигшей Властительницу Острова, мать Венценосца Стрэйна, болезни, о том, что она вряд ли поправится. Необычный кризис вызвали колоссальные трудности, ведь по своему положению Властительница равна Венценосцу и Понтифику, и заменить ее — едва ли дело обычное. Сам Властитель Стрэйн, говорили, покинул Замок Горы, чтобы посоветоваться с Понтификом перед поездкой на Остров к матери, но он мог и не поспеть туда. Между тем герцог Гиделон, как первый глас Понтифика и начальник стражи двора, начал составлять список кандидаток на место Властительницы, который затем нужно было сравнить с таким же списком Властителя Стрэйна и посмотреть, нет ли в них совпадающего имени. Совет Понтифика Ариока был необходим всем, и мы считали, что ему, в его нынешней неудовлетворенности, будет полезно поглубже вовлечься в дела государства. Умирающая в определенном смысле считалась его женой — по формальностям нашего права наследования он усыновил Властителя Стрэйна, когда того избрали Венценосцем; конечно, у Властительницы был настоящий муж где-то в Замке Горы, но ты же понимаешь, что такое обычай? Гиделон сообщил Понтифику о нависшей над Властительницей угрозе, и началось окружное совещание правительства. Я на нем не присутствовал — у меня еще нет пока такого положения при дворе.
Полагая, что тяжелое положение Властительницы заставит Понтифика по меньшей мере до другого времени отвлечься от своих прогулок, мы неосознанно ослабили нашу бдительность. И в ту самую ночь, когда весть о кончине Властительницы Острова Снов достигла Лабиринта, Ариок вновь ушел один — впервые с тех пор, как я стал присматривать за ним. Одурачив охрану, одурачив меня, одурачив своих прислужников, он выскользнул в бесконечную путаницу переходов и уровней Лабиринта, и никто не мог найти его. Мы искали всю ночь и весь следующий день. Я был в панике, опасаясь как за него, так и за свою карьеру. С дурными предчувствиями я послал офицеров к каждому из семи Устьев Лабиринта на поиски в пустыне, а сам заглянул во все распутные притоны, куда водил его в свое время. Люди Гиделона перерыли не известные даже мне места, и, невзирая на наши поиски, удавалось держать население в неведении об исчезновении Понтифика.
Мы нашли его после полудня в здании, расположенном на уровне, известном под названием Зубы Стиамота, в первом кольце Лабиринта, где он скрывался под женской одеждой. Мы никогда бы не нашли его, не возникни какая-то ссора с неоплаченным счетом, которая вызвала на сцену прокторов, и когда Понтифик не смог удостоверить свою личность и из-под женского одеяния раздался мужской голос, у прокторов хватило ума вызвать меня, и я поспешил забрать у них арестованного. Выглядел он ужасно в своей мантии и браслетах, но спокойно и разумно приветствовал меня назвав по имени, и выразил надежду, что не причинил нам больших хлопот.
Я ждал, что Гиделон понизит меня в должности, но герцог, пребывая в хорошем настроении, простил меня. К тому же он слишком занят разразившимся кризисом, чтобы обращать внимание на мои ошибки, и ничего не сказал о том, что я позволил Понтифику незаметно покинуть его опочивальню.
«Властитель Стрэйн прибыл сегодня утром, — сказал он мне торопливо и устало. — Естественно, он хотел сразу встретиться с Понтификом, но мы уверили его, будто тот спит и не стоит его беспокоить. А в это время половина моих людей была брошена на поиски. Какая все-таки боль — лгать Венценосцу, Калинтайн!»
«Понтифик действительно сейчас спит у себя в покоях», — ответил я.
«Да-да, и он там и останется, я полагаю?»
«Я приложу все силы к..»
«Я имею в виду не это, — перебил меня Гиделон. — Понтифик Ариок, очевидно, лишился разума. Тайком удирать из своих покоев, шляться по ночам вокруг жилых кварталов и, наконец, облачиться в женский наряд — это уже выходит за рамки обычной эксцентричности, Калинтайн. Сейчас, когда у нас на руках дело об избрании новой Властительницы, я предлагаю содержать его постоянно в личных покоях под строгой охраной — ради его собственного блага — и передать обязанности Понтифика в руки регента. Такие случаи уже бывали, я порылся в документах. В свое время Понтифик Нархольд подхватил болотную лихорадку, которая поразила его разум, и…»
«Господин, — сказал я, — неужели вы верите в безумие Понтифика?»
Гиделон нахмурился:
«Как же еще прикажешь называть человека, сделавшего то, что сделал Понтифик Ариок?»
«Поступком человека, слишком долго бывшего правителем, чей дух бунтует против всего того, что ему приходится нести на своих плечах. Я неплохо изучил его и рискну сказать, что своими выходками Понтифик выражает душевные муки, но никак не безумие».
Это был красноречивый монолог и, сказал я себе, смелое слово, для младшего советника, тем более, что Гиделон в настоящий момент является третьим лицом на Маджипуре после самого Ариока и Властителя Стрэйна. Но настало время, когда кому-то нужно было отбросить дипломатию, честолюбие и хитрость и просто сказать правду, а мысль о заключении в узилище несчастного Ариока, когда он и так уже терпит муку из-за ограниченности Лабиринта, ужаснула меня. Гиделон довольно долго молчал, и я уже начал пугать себя предположениями, что то ли напрочь уволен со службы, то ли отправлюсь в какой-нибудь закуток к писцам перебирать бумаги до конца жизни, но я спокойно, совершенно спокойно ждал ответа.
Неожиданно раздался стук в дверь — посланец принес конверт с изображением звездного взрыва, личной печатью Венценосца. Герцог вскрыл его, прочел, перечитал снова, затем в третий раз, и я никогда не видел такого недоверия и ужаса, какие появились на его лице. Он смертельно побледнел, руки тряслись.
Взглянув на меня, произнес странным голосом:
«Венценосец собственноручно извещает меня, что Понтифик Ариок покинул свою опочивальню и удалился в Зал Масок, где издал указ, столь поразительный, что я не в силах заставить себя повторить его. — Он протянул мне послание. — Идем, поторопимся в Зал Масок».
Он выбежал из комнаты, я последовал за ним, тщетно пытаясь просмотреть на ходу текст письма. Почерк у Властителя Стрэйна оказался отвратительным, а Гиделон с поразительной быстротой бежал по слабо освещенным изгибам коридоров; так я разбирал лишь отрывки — что-то о новой Властительнице и об отречении. Чье могло быть отречение, если не Понтифика Ариока? Но ведь он сам говорил мне, что было бы трусостью сбросить с плеч бремя власти, возложенное судьбой?!
Задыхаясь, я влетел в Зал Масок, одно из немногих мест в Лабиринте, которое и в лучшие времена не любил за огромные узкоглазые лица; вздымаясь на плинтусах мерцающего мрамора, они казались мне фигурами из кошмара. Шаги Гиделона простучали по каменному полу, за ними эхом отдавались мои собственные, и хотя он был вдвое старше меня, мчался, как демон. Впереди я слышал крики, смех, рукоплескания, а немного погодя увидел и собравшихся — сотни полторы жителей Лабиринта, среди которых узнал несколько главных советников Первосвященного. Мы с Гиделоном с трудом втиснулись в толпу и остановились, лишь увидев фигуры в зелено-золотой форме службы Венценосца.
Властитель Стрэйн казался одновременно взбешенным и изумленным. Он явно был в шоке.
— Его не остановить, — произнес он хрипло. — Он переходит из зала в зал, повторяя свое провозглашение, слушайте: он снова начал.
Только тогда я заметил неподалеку от нас Понтифика Ариока, сидевшего на плечах громадного скандара. Его величие был одет в белую струящуюся мантию женского покроя с великолепными парчовыми оборками, а на груди его покоился пылающий красным Цветом драгоценный камень, поразительно большой и сияющий.
«Тогда как пустота возникла среди высших Сил Маджипуры! — воскликнул он удивительно сильным и звонким голосом, — и нужна новая Властительница Острова Снов! И она должна как можно скорее править душами людей! Появляясь в снах и даря утешение! И помощь! И! Так как! Мое горячее желание! Сбросить бремя Первосвященности! Которое я несу двенадцать лет! Я! Объявляю себя отныне и впредь! Женщиной! И как Понтифик! Я называю имя новой Властительницы Острова Снов — женщину Ариок!..»
«Безумие», — пробормотал Гиделон.
«Я слышу это в третий раз, и все равно не могу поверить», сказал Венценосец Властитель Стрэйн.
