Однако понемногу дыхание восстановилось. Наконец девушке удалось утереть слезящиеся глаза рукавом и оглядеться.
Киторн исчез.
Перед Джейм до самого горизонта, теряющегося где-то вдали, расстилалось священное пространство, переливающееся всеми оттенками синего — от тусклого бледно-голубого до лиловых цветов лаванды и фиалки. В вышине болезненно-воспаленные красные тучи, как водоворот, медленно кружились над колодцем, серовато-зеленый обод которого маячил посредине этой беспредельной равнины, как жерло вулкана, полускрытое клубами дыма. Из него исходил низкий непрерывный рокот, который больше ощущался, чем слышался. Пятнистые прожилки мрамора прорезали трещины, появляющиеся, дрожа, прямо на глазах, хотя, кажется, их останавливала сеть темных линий, испещряющих белую поверхность гранита. Ага. Это, должно быть, символы богов, те, что шаманы-старейшины рисовали на площади: Сила Четырех все еще сдерживала пасть Речной Змеи.
На расстоянии эти знаки выглядели паутиной, но вблизи превратились в огромные жирные мазки. Джейм чуть не упала на верхушку одного, чуть ли не двенадцати шагов в ширину… а вдруг бы она провалилась сквозь него? Штрих так невероятно черен… Когда девушка попробовала прикоснуться к рисунку, ее рука скрылась, будто погрузившись в застывшую воду, никогда не видевшую солнечного света; пальцы ничего не почувствовали.
Какой-то неприятный, режущий уши звук слева. Поодаль, между двумя чернильными дорожками, скрючился Любимец, терзаемый кашлем так же, как Джейм минуту назад. Он, должно быть, нырнул на площадь за миг до того, как она закрылась. Слепой гнев зашвырнул его как раз туда, куда он меньше всего хотел попасть. Джейм протянула руку, чтобы сбросить ивовую корону. Какова ни была бы роль Сынка, она-то не желает играть спихнутую на нее партию Претендента…
«Блуп».
Чаша с водой, как и площадь, — выросла. Ее обитатель тоже. Плоские рыбьи глаза размером с небольшой щит пристально и с сомнением смотрели на Джейм снизу вверх. Огромная голова, казалось, несла только эти гигантские зрачки, рот да усы-бакенбарды. Рыбешка потерлась подбородком о край бассейна, устраиваясь поудобнее, и четыре уса заскрежетали о камень. Еще два свисали с верхней губы, как отпущенные поводья, один чуть не задевал голову девушки. Толстые губы раскрылись, и из них донесся тихий, сонный голосок:
— Жила-была девушка, девица, дева. Ох, до чего же прекрасна, до чего горда.
Джейм опешила. Она была почти уверена, что знает этот голос, вяло разжевывающий новую тайну.
— Ни один сын вождя не сделает того, что она, ох, ни один. Когда земля трясется, нужна она, только она, чтобы пленить Речную Змею.
Пасть монстра разевалась все шире и шире. В глубине розовой ребристой глотки гнездилось нечто мерцающее, как липкий жемчуг. Джейм слышала, что некоторые сомы носят оплодотворенные яйца (смешно думать об икринках при виде такой громадины) во рту, где и выводится потомство, но у этого «яйца» под слизистой скорлупой различались линии теней, нет, черты лица, будто прикрытого полупрозрачной перепонкой, — лица, которое Джейм знала слишком хорошо, хотя и никогда не видела до сих пор без по меньшей мере узорчатой маски.
— Миледи? Калистина?
Ну да, странно, хотя и не слишком, — не удивительнее, чем Балдан в зобу у Горго. Неужто отношения с водой всегда оканчиваются неизбежным «есть или быть съеденным»? И она спросила снова, шутя, хотя в каждой шутке, как известно, половина правды:
— Это рыба проглотила тебя или ты натянула ее?
— Бедная дева, — ответил внезапно погрустневший голос. — Бедная хорошенькая девушка. Змея съела ее цели-ко-ооом.
Герб Каинрона — гадюка, пожирающая свой выводок, но Калистина наверняка говорит не об этом, так ведь? Несмотря на схожесть (гордость, амбиции — падение?), это история кого-то другого.
— Кто ты? — Джейм нагнулась, опустив голову в пасть созданию и положив руки между зубов, которые у рыбки нормальных размеров были бы маленькими. — Кто ты?
От улыбки лицо за мембраной дернулось и поплыло, как еще лишенный мозга плод в утробе.
— Съеденная Когда-то, — ответил уже другой голос на языке мерикитов.
— Я понимаю! — А почему бы и нет? Одни предки знают, что может произойти в этом священном месте чужих богов. Держись сути. — Зачем ты здесь?
— Найти героя — насытить Змею — спасти мир.
— О, это сильно поможет. «Насытить» в каком смысле?
— Милая девочка, догадайся.
Угу. Что это, если не еще одна игра в пятнашки, где ищущий под маской, а одна жертва сменяет другую? Но когда она попробовала сорвать ивовую корону, листья так запутались в волосах, словно веточки пустили корни в черепе. Возможно, так и есть. Неудивительно, что Претендент не горел желанием надевать чертову штуку. И теперь, чуть не содрав с себя скальп, Джейм продолжала усердно сражаться с венком, — в чем же будет заключаться победа?
М-да, разве что только Сынок пособит. Он уже оправился от приступа кашля и на ощупь двигался на звук голоса девушки. Какая бы слепота ни сокрыла от него зрелище Сожженных Однажды, теперь глаза мерикита застилал голубой дым. Он подошел к черному мазку и шагнул на — в — него, только вот для Любимца это была всего лишь угольная линия, начерченная на брусчатке. Так он и шагал по пустоте пропасти.
— …Как очень, очень, очень хорошие друзья… — ворковал вкрадчивый голос Калистины.
Гигантский перепончатый плавник вынырнул из воды и, напряженный, завис над ободом резервуара. Левиафан вырос над Джейм, как нос корабля, вот-вот готового врезаться в скалы, и рухнул вниз. Девушка оказалась распластанной на спине, голова ее свисала над бездной, она еще успела удивиться, что не превратилась в лепешку. На фоне потемневшего неба вырисовывались ребра, а между ними маячила немыслимая луна с перекошенным лицом Калистины.
— …Проглотила це-ли-ко-ооом… — пропело оно.
Рокот заглушил ее голос. Он шел из-за спины, быстро приближаясь, сопровождаемый треском и скрежетом. Джейм вцепилась в бакенбарды монстра, чтобы устоять на ногах: камни мостовой раскалывались на части. Взглянув через плечо, девушка увидела разверзнувшийся пламенеющий багровым рубец, уходящий глубоко под землю. И тут нахлынувшая волна жара перекрыла дыхание.
— Перестань, — просипела она. — Проклятие, сейчас… не твоя… очередь!
Лунный лик, надув губки, переместился, и громадная рыба с плеском свалилась обратно в бассейн, потянув за собой Джейм и вздыбив волну, чуть не смывшую ее. Широкая пасть захлопнулась: «Умп». Покрасневшая вода забурлила. Позади Джейм вибрирующая трещина, бегущая от горловины колодца, проломила брешь в угольном священном рисунке, почти достигнув бассейна. Земля снова затряслась.
