– А может быть и нет.
– Я удивлюсь, если будет не так.
– Ты не веришь, что за это время сама империя может измениться?
– Нет, – сказал Ломтев. – Пять‑десять лет – это не срок для таких перемен, даже если их будут насаждать сверху. А этого никто делать не будет. На самом деле, нужно, чтобы сменилось несколько поколений, и то не факт, что не найдется достаточное число людей, которые будут скучать по сильной руке, которая их самих никогда не душила.
– И ты так думаешь, потому что…?
– Потому что у меня есть определенный жизненный опыт, – сказал Ломтев.
– Твой внук в общении определённо приятнее, – сказал Лев. – Даже несмотря на то, что он прострелил мне ногу.
– Он – хороший мальчик, – сказал Ломтев. – И я хотел бы, чтобы он таким и остался.
– Почему ты с ним больше не говоришь? – спросил Лев. – Почему ты сам ему не рассказал?
– Не знаю, – сказал Ломтев.
Он взял со стола пачку сигарет, выбил одну, прикурил от лежащей рядом зажигалки, с наслаждением несколько раз затянулся, а потом бросил недокуренную сигарету на пол и тщательно ее затоптал.
– Может быть, мне просто стыдно за то, что я… вот такой, – сказал он. – И не нашел другого способа ему помочь. Может быть, я просто боюсь, что общение со мной сделает его хуже. Сам видишь, я – не самый приятный собеседник.
У Льва была еще одна версия, которая бы все объяснила, но он оставил ее при себе.
* * *
Ник пришел в себя.
Он лежал на кровати, судя по виду из окна, на первом этаже того же полуразвалившегося здания, и его правая рука наручниками была пристёгнута к массивному изголовью. Рядом на стуле сидела Ольга.
– Вот так значит, да? – спросил Ник, для наглядности звякнув наручником.
– Это для безопасности.
– Моей, разумеется?
– Не только, – сказала она. – Ты прострелил Льву колено.
– Я не специально, – сказал Ник. – Но не могу сказать, что мне очень жаль. Он врал мне.
Она промолчала.
– Впрочем, мне всю жизнь врут, – сказал Ник. – Что уж тут жаловаться на посторонних людей, если мой отец лгал мне, глядя в глаза? Оба моих отца, если быть точным. И биологический, и приемный.
– Я об этом мало что знаю, – сказала Ольга.
– А почему я вообще здесь? – спросил Ник.
– В этом доме? Здесь безопасно.
– Нет, – сказал Ник. – Почему я здесь вообще? Вам же нужен не я. Вам нужен Ломтев, так какого черта меня вернули?
– Это он настоял, – сказала Ольга. – Говорит, что не хочет занимать тело дольше, чем это необходимо.
– Почему же?
– Потому что это может тебя убить, – сказала Ольга. – По крайней мере, он так считает. А твоя жизнь для него на самом деле важна и он пытается тебе помочь.
– О, как я это ценю, – сказал Ник. – Дед, ты не хочешь появиться, чтобы я мог сказать тебе, как я ценю твою заботу? Или ты и так все слышишь? Хотя бы кивни в ответ.
Ломтев не появился.
Впрочем, на самом деле Ник этого и не ждал.
– И какой план? – спросил он. – Кого будете убивать следующим?
– Я не знаю, – сказала Ольга. – Меня в это не посвящают.
– А тогда зачем ты здесь?
– Чтобы наблюдать, – сказала она. – Может быть, ты захочешь есть. Или пить.
– Или в туалет, – подсказал Ник.
– Еще слишком рано, – сказала Ольга. – Он… сделал все дела, перед тем, как уйти.
– Как здорово, – сказал Ник.
Разумеется, он смотрел приключенческие фильмы, в которых герои запросто избавлялись от нежелательных браслетов. Общеизвестно, что любой наручник можно открыть скрепкой. Нужно только где‑то раздобыть скрепку, а потом пару часов ковыряться в замке, надеясь, что тебе повезет.
Или можно вывернуть большой палец из сустава, протащить кисть через кольцо, а потом вправить его обратно. Наверняка существуют и более экзотические способы, но что потом?
Допустим, Ольга сопротивляться не будет, Лев сейчас явно не боец, а его прибежавших коллег можно будет огреть вот этим самым стулом, отобрать у них оружие, и…
Какой во всем этом смысл, если враг не только снаружи, но и внутри, и перехвативший контроль Ломтев можем вернуть Ника в исходное состояние меньше, чем за минуту, сведя в ноль несколько часов усилий?
Нет, эта битва была проиграна еще до ее начала.
Ник посмотрел в окно. На улице было еще светло, и, скорее всего, это все тот же день. Значит, Ломтев приходил ненадолго, и если и совершал какую‑то вылазку, то очень недалеко.
Скорее всего, еще не совершал. Ждет ночи.
Беспомощность угнетала. И не столько физическая, сколько вообще.
Не было никакого смысла быть Кларком, расстреливающим десятки врагов, если главный враг живет у тебя в голове и вот с ним‑то ты как раз ничего сделать не можешь.
Сам Ник даже не замечал того момента, в который Ломтев перехватывал контроль над телом. Для него это было, как один миг.
Период, просто выпадающий из памяти. Из жизни. Как в принципе можно такому противостоять? Может быть, и существуют какие‑то техники ментальной борьбы, в этом безумном мире может существовать вообще что угодно, но как их найти и изучить так, чтобы сосед по черепной коробке ничего не заметил?
Кларк, пожалуй, был единственным, кто Нику не врал. Он просто говорил ему, что делать, и объяснял, что будет, если Ник этого не сделает. Но Кларку было практически на все наплевать, у него была задача – вывезти Ника из Австралии – и худо‑бедно, и не без помощи Ломтева, он эту задачу таки решил.
Но в этой задаче Ник был условием, а для всех остальных он стал средством для достижения целей. Прокрутив в голове разговор с отцом еще несколько раз, Ник понял, что им манипулировали, подталкивая его к единственному выгодному для СВР решению. И даже если бы он выбрал бегство в Европу или жизнь на Дальнем Востоке, вне всякого сомнения, отец что‑нибудь бы придумал, и в конечном итоге Ник бы все равно оказался в Москве.
Заложником у людей, которым нужен разрушительный дар Ломтева. И им все равно, что Ломтев будет делать, лишь бы он навел шороху и убил как можно больше людей. А за дедом, как Ник помнил из его истории, не заржавеет.
Ник не знал, чем Ломтев занимался в своем мире, но вряд ли это был уход за садом, проектирование домов или какая угодно еще мирная профессия. Слишком уж легко он срывался в насилие. Слишком легко начинал платить кровью там, где можно было бы поискать и другой способ.
– Ты его видела? – спросил Ник.
– Да.
– И как он тебе?
– Сложно сказать. Он одержим местью. И он на самом деле хочет тебе помочь.
– Вопрос только в том, чего он хочет больше, да?
– Он пытается совместить одно с другим.
– Но получается не очень, – сказал Ник. – Знаешь, как погано, когда ты больше не хозяин своей жизни и не можешь принимать решений?
– Знаю, – сказал Ольга. – Многие так живут.
– Ну, все же не совсем так, – возразил Ник. – Ты говоришь про внешние обстоятельства, про всякие там вассальные обязательства, долг перед обществом и прочее. А у меня тут проблема в собственной голове.
– Да, – согласилась она. – Наверное, твой случай уникальный. Но я не думаю, что твое положение более тяжелое, чем у детей, умирающих от голода или рака, чем у людей, которых сейчас выгоняет из их домов Освободительная Армия Китая, чем у тех, кого угораздило поселиться на спорных территориях и они годами живут под обстрелами, чем у тех, чьи жизни отнимает очередная грызня древних родов. Жизнь жестока и несправедлива.
– И я должен это принять?
– Ты должен надеяться на лучшее, – сказала она. – У тебя‑то есть все основания для такой надежды. Скоро все кончится…
– И дед ускачет в закат при помощи человека, с которым мне так и не дали встретиться? – уточнил Ник. – Я уже даже не уверен, что он на самом деле существует. Не говоря уж о его чудесных способностях по переносу чужого сознания.
– Он существует, – сказала она. – И он на самом деле может переносить сознания.
