Родри уставился на него, потрясенный, и не мог произнести ни слова, затем отрицательно покачал головой.
— Если не хочешь, что тогда еще тебе остается? — удивился Каллин. — Или ты намерен делать то, что когда-то даже я посчитал для себя недостойным, — просить работу в таверне или на конюшне?
— Я не смогу делать ни того, ни другого, но…
— Прах и пепел, ты думаешь, я не знаю, как тяжело взять проклятый кинжал? Ты думаешь, я не плакал, когда увидел, что это — единственное, что мне осталось, — продать свой меч и получить взамен презрение порядочных людей, которые плевали в мою сторону, когда я попадался им на глаза? Но сражаться и завоевать негромкую славу — это выход для человека, который хочет выжить. И ты выживешь, как выжил я. Ты — первый человек на моем пути, кто так же хорошо владеет мечом, как я, и даже лучше.
— Ты действительно думаешь, что я неплохо владею мечом?
— Да. А теперь говори, возьмешь ты этот кинжал или нет?
Родри поколебался, потом ухмыльнулся и тряхнул головой, в его глазах появился блеск.
— Была не была. И буду носить его с гордостью.
— Ну вот и хорошо. И мы все вместе будем бороться за твое возвращение. Вспоминай об этом, когда «длинная дорога» покажется тебе особенно трудной.
Первой обязанностью Джилл было прислуживать Ловиан, поэтому она помогла Даниан отвести госпожу наверх в ее комнаты, а потом пробралась сквозь толпу возмущенных лордов. К тому времени, когда она спустилась во двор, возле ворот уже никого не было, кроме пары гвардейцев. Когда она появилась рядом с ними, они посмотрели на нее с искренней жалостью.
— Родри уехал? — спросила она.
— Да, — ответил один гвардеец. — Тебе лучше возвращаться назад со своими людьми, госпожа, и, если сможешь, забудь его поскорее.
Возвращаясь назад через сад, Джилл остановилась возле фонтана с драконом. Она наблюдала за бесконечной игрой брызг и удивлялась тому, что с ней случилось, — она не смогла заплакать даже тогда, когда Родри уехал, не поцеловав ее на прощанье.
Каллин нашел ее буквально окаменевшей. И даже когда он обнял Джилл, ее глаза оставались совершенно сухими.
— Он уехал, потому что не хотел, чтобы ты видела его униженным, — сказал Каллин. — Но он просил меня передать тебе, что всегда будет любить тебя.
— Я не вижу ничего позорного в том, что произошло. Родри вел себя очень достойно.
Они вместе вернулись в крепость. Все в большом зале — и слуги, и знатные гости — взволнованно обсуждали случившееся. Люди из отряда Райса собрались в кружок, и поносили Родри за то, что он осмелился поднять руку на их господина.
Но во всем этом шуме присутствовал один мотив, который никто не хотел развивать: может быть, действительно, Родри был прав, когда утверждал, что Райс позарился на деньги? Джилл сразу смекнула, что зерна сомнения, которые зародились у людей по всему Элдису, со временем прорастут и дадут мрачные всходы. Она улыбнулась, думая об этом. Родри одержал победу, о которой Райс никогда не сможет забыть.
В приемной Ловиан никого не было. Невин и Даниан о чем-то разговаривали с ней в опочивальне. Оскорбленные поступком Райса, они в гневе собирали вещи и собирались как можно скорее покинуть двор. Джилл устало опустилась на стул, Каллин ходил по комнате взад-вперед, часто останавливаясь возле двери и прислушиваясь к тому, что происходило в коридоре. Наконец он улыбнулся и открыл дверь. Амир прокрался, как вор, неся в руках одежду и другое имущество.
— Я забрал все, даже его меч, — сказал Амир. — Ты был прав насчет серебра. Всего за несколько монет слуги вернули одежду его милости и все остальное. Но зато за меч пришлось отдать гвардейцам все деньги, которые ссудил мне лорд Слигин.
— Я улажу это, — сказал Каллин.
— Мы поедем сегодня, капитан?
— Это зависит от ее милости, — Каллин бросил встревоженный взгляд на закрытую дверь спальни. — Если придется остаться, то главное — избежать ссор этой ночью, понял! Запомни это.
— Тогда, капитан, может быть, мы лучше поужинаем в казарме? — Амир свалил все имущество Родри на стол и поспешно ушел, пока слуги не отыскали его.
Каллин взял со стола меч Родри и вытащил его из ножен. Джилл увидела двойную эмблему, выгравированную на лезвии: Дракон Аберуина и Лев материнского клана.
— Я бы не простил себе, если бы позволил Райсу повесить меч в зале суда как свидетельство позора Родри, — сказал Каллин. — Проблема теперь в том, как нам вынести его отсюда.
— Очень просто, отец. Я вынесу его.
— Ты, как всегда, что-нибудь придумаешь.
— Если я надену мою старую одежду и Данн подстрижет меня покороче, я поеду с отрядом, держа меч в старых ножнах, — кто заметит?
Каллин засмеялся, тихо приговаривая:
— Никто, конечно. Исключая нашего проницательного травника. Ну и хорошо, моя дорогая. По всему видно, что ты — моя дочь.
Тут Невин вышел из спальни и сообщил, что Ловиан слишком измучена, чтобы выезжать сегодня. Когда Каллин заметил, что было бы лучше, если бы отряды Родри и Райса ужинали отдельно, Невин согласился.
— Я сам хочу поскорее убраться отсюда, — произнес Невин. — Очень скоро все вспомнят о том маленьком представлении, которое я устроил на заседании. Я поговорю с Даниан, а ты скажи людям, чтобы были готовы к отъезду, пока на наши головы не свалилась очередная ссора.
— Хорошо, я все сделаю, — ответил Каллин. — Джилл, переоденься.
Так как все в крепости знали Джилл только как красивую любовницу Родри, никто не обратил внимания на молодого серебряного кинжала, который выехал вместе с людьми ее милости.
Они двинулись на север по дороге к Аберуину, Джилл напоследок обернулась и увидела знамя с серебристо-голубым драконом, развевающееся высоко над башней.
— Даст бог, я больше никогда не увижу злого лица Райса.
— Еще только разочек, — сказал Амир. — Когда он перед всеми объявит о возвращении лорда Родри.
Так заканчивался этот трудный, но такой прекрасный и теплый день, с голубоватой дымкой, висящей вдали над полями спелой золотой пшеницы. Вдоль дороги, пенясь и сверкая, быстро бежала река Гвин. Джилл чувствовала, что готова запеть.
Она немного удивлялась тому, что с ней происходило, потому что не ощущала ничего, кроме радости. Единственное, что не давало ей покоя, — воспоминание об ужасной сцене в зале суда, когда она испугалась за Родри.
Дверца ее клетки открылась — было бы мужество полететь…
Покинув город, Родри первую пару миль ехал легкой рысью, а затем позволил коню идти быстрым шагом. Когда он повернул на восток, то сменил прогулочный аллюр и помчался на самой большой скорости, на какую был способен его конь. Согласно закону, Родри, как ссыльный, находился под специальным наблюдением гвербрета до тех пор, пока не покинет его владений. Но существовала опасность, что кто-нибудь из людей Райса может в угоду своему лорду преследовать и даже убить человека, который высмеял их лорда прямо в зале судебных заседаний.
